— Не поздно к тебе? — спросил Лосев.— Наверное, у тебя строгий муж. Еще шуганет.
— У меня нет мужа. И не было.
— Помнится, за тобой ухаживал один паренек. Боксер. Я помню, как он однажды в «Фирюзе» раскидал целую кучу хулиганов. Лихой был парень!
— Он погиб в землетрясение.
— Ты любила его?
— Как смешно ты спрашиваешь. Другие мне были не нужны.
— Так и живешь одна?
— Почему одна? Я еще нужна людям. Ты знаешь, какая у меня профессия?
— Забыл.
— Я акушерка. Половина тех, кто живет здесь, лежали вот на этих ладонях.
— А Таня?
— Не спеши. Дойдет очередь и до Тани. Ты надолго к нам?
— Не знаю. Дня на четыре, на неделю. Я сорвался даже без вещей. Таня позвонила, я приехал к ней в аэропорт, и вот...
— Так это Таня тебе позвонила? А я подумала, что ты сам разыскал ее.
— Но я даже не знал о ее существовании.
— Да. Верно, Уехал — и все. Ты хоть справлялся о судьбе Нины у кого-нибудь из ашхабадцев?
— Нет.
— Уехал — и все. А теперь приехал. Мы пришли, Андрей. Я тебя не к себе в дом привела, а к своей подруге. Она говорит, что вы были знакомы. Ждет нас. Входи.
В высоком дувале, выше роста человеческого, темнела узкая низкая дверца с тяжелым кольцом. Дверца эта отпахнулась бесшумно и сама по себе, не понадобилось колотить кольцом. Зато залился тоненько собачий голосок, захлебывающийся от радости.
— Здравствуй, здравствуй, Макс,— сказала Айкануш.— Принимай гостя.
Лосев шагнул во двор, страшась наступить на крошечную собачонку, тойтерьерчика, вившегося у его ног. Выстланная камнями тропа вела к крыльцу дома, на ступенях которого стояла женщина. Скудный свет из приоткрытой двери в дом освещал ее загадочно, предвещая. Показалось, что он бывал уже в этом доме, по такой же из камней ступал тропе к крыльцу, такой же беззлобный, заливистый встречал его лай. Свет может чудеса творить. Свет так положил на землю тень женщины, стоявшей в дверях, что тень эта вытончилась, выстройнилась, много моложе став своей владелицы, и тень эта тоже была из знакомых снов, из былой поры.
— Свиделись все-таки,— сказала женщина.— Входи, Андрей. Входи, полуночник.
«Полуночник»! Это слово принадлежало ему, частенько говорилось о нем тогда, в той жизни. А все-таки у женщин не стареют голоса.
— Кира?! Ты?!
— Я, кому же еще быть?
Лосев медлил, не решался приблизиться к женщине, коснуться ее опустившейся ему навстречу руки. Он знал, что шаг только ступит, как все разрушится, как нагрянет снова эта мука узнавания неузнаваемого лица.
