— Услышал? Я на это и рассчитывала. Но раз ты согласен быть наивным, так будь еще и кротким. Попробуй, Гриша, весь этот вечер быть кротким, наивным, Слушающим, а не вещающим.
— Пропадет у человека вечерок! — рассмеялся капитан Сергей.
— Ничего, он восполнит упущенное,— сказал ниспровергатель, щурясь, будто от едкого табачного дыма.— Он вполне может отыграться на своих студентах.
— Мои студенты собирают хлопок,— сказал Гриша.
— Вот и езжай к ним, открывай в поле афинскую школу.
— Идея!
— Друзья! Достопочтенные друзья мои! — поднялся капитан Сергей.— Предлагаю чуть выпить! Есть тост, свежий, как этот ветер с гор.— Он указал рукой на распахнувшееся со стуком в этот миг окно, в которое ворвался горьковатый, с песочком ветер.
— За дам! — сказал Дамир.— Неужели угадал?
— А вот и нет!
— За его величество кино,— сказал ниспровергатель, щурясь.— И за знаменитых здесь его представителей.
— А вот и нет!
— Господи, так это же Андрюша Лосев!..— послышался изумленный голос от окна, прерывающийся, будто наносимый ветром.
Лосев обернулся, но сперва ничего не разглядел в вечерней за окном мгле.
— Тетя Аня, это вы? — крикнула Таня.
— Я, я, деточка.
Голова старой женщины возникла в раме окна. Седые волосы, несметное число морщин. Но глаза не поблекли и над ними все те же, вмиг узнанные Лосевым, караулили правду строгие брови.
— Аня! Айкануш!
Он кинулся к окну, прижался лбом к этим проволочным бровям, ткнулся губами в старческую податливую щеку. И вдруг, совсем позабыв, сколько ему лет и сколько лет этой седой женщине, он подхватил ее под локти, приподнял, удивившись, что так легко его рукам, и втащил свою Айкануш, хрупкую, усохшую старушку эту, в комнату. На ней было черное платье, глухое, траурное. Лосев разжал руки, опомнившись. А от стола ему хлопали. Он яростно обернулся на хлопки, и они смолкли. Только брови и глаза, только эти проволочные брови и зоркие, мудрые глаза сохранились от былой Айкануш.
— Что, высохла твоя Айкануш? — спросила старая женщина.— А ты зачем приехал? Нины нет. Опоздал. Долго ехал.
Лосев молчал, опустив голову. Он и глаза закрыл. Так легче было отбежать — туда, где неумолчно звенел смех маленькой верткой армяночки, зоркоглазой, бедовой, их верной с Ниной подруги.
— Тетя Аня, как хорошо, что вы пришли,— сказала Таня.— Садитесь к столу, пожалуйста.
— Я не пришла, меня втащили в окно. Даже не пойму, в гостях я или нет. Я не привыкла ходить в гости через окна. Ох, Андрей Лосев, ты все такой же! Почему, скажите мне, умные люди, мужчин не карает время?
