Сейсмический пояс | страница 38



— Погоди, разберусь.

Явились, так сказать, всем ресторанным столиком: и Елена Ко­шелева, и бородатый философ, и оба литератора, взысканный и не взысканный удачей. А кстати, литераторы ли? Ведь сказано, у него стереотип мышления. Возможно, возможно, мышление тоже может притомиться. Лосев наклонился к Чары, спросил шепотом:

— Тот, нарядный, он кто?

— Никто точно не знает. Откликается на имя Сергей. Кажется, в звании капитана.

— У-у!

— Как вы знаете, рядом с нами проходит государственная гра­ница.

— А тот, ниспровергатель?

— Здорово сказано, учитель! — Чары явно нравилось шептаться с Лосевым.— А он наш брат, киношник. Пишет сценарии, которые никто почему-то не ставит.

— Ну хоть что-то да угадал,— усмехнулся Лосев.— Способный?

— Когда так долго у человека ничего не идет, его начинают счи­тать способным.

— Ого! Сам додумался?

— Но ведь я ваш ученик.

— Ну-ну.

Новые гости уже вступили в комнату, и Лосев пошел навстречу Елене Кошелевой, про которую уже знал, что она защитница, но что сама вот беззащитная. И это знание по-иному настроило его зрение, женщина эта сейчас ему куда больше понравилась, чем с первого взгляда. Он углядел в ней женственность, и мягкость, и ту самую безза­щитность, которая тоже была ей к лицу, как и загадочная все-таки профессия юриста, повевавшая строгостью.

Капитан принес бутылку вина, философ выложил на стол какие-то свертки с едой — все начиналось, как говорится, снова да ладом.

— Вот видите,— пожаловался Лосеву Чары.— А ей завтра в семь утра вставать на работу.

— Так прогони их,— улыбнулся Лосев, всматриваясь в Чары, довольный его рассерженностью.

— Это не мой дом.

— Пока?

Вздрогнули глаза Чары, а Лосев понял, что нельзя было так спра­шивать, что отец бы, будь он отцом Тани, такой вопрос Чары не за­дал бы. Тоньше, трепетней, ранимее за нее, за Таню, надо было стано­виться ему, если он считал ее своей дочерью.

— Прости, Чары,— огорченно сказал Лосев.— Прости, устал я. Сбиваюсь.

Елена Кошелева — ее усадили рядом с Лосевым — услышала.

— У вас повадки столичного льва, хотя и очень усталого, согласна. Что-то уже узнали про меня? Что разведена? Что одинока?

— Узнал, но не так конкретно.

— Нужен намек. Остальное домысливается. Верно?

— Верно. Но необязательно верно. Случается, стереотип мышле­ния подводит.

— Обиделись? Не обращайте внимания. Наш Гришенька от уче­ности своей впал в гордыню. Грубит людям. Убежден, наивный чело­век, что познал все истины.

— Лена! — подал голос философ Гриша.— За наивного человека спасибо — что может быть краше наивности? — а вообще-то ты язвишь.