- В Скрытне давно не был?
- Недель пять, княже.
- Еще раз наведайся и привези мне шелом, меч и кольчугу. Хочу сам глянуть.
- Добро, князь.
Корзун пробирался к скрытне с двумя дружинниками (гридни надежные, проверенные) и думал:
«Князю не терпится глянуть на оружье».
За последний год Неждан Иванович присмотрел ему сотню молодых, крепких парней, готовых влиться в княжескую дружину, но нужны были доспехи, и они усердно готовились.
Теперь Скрытню не узнать. Бывшее княжеское бортное угодье (а Борис Василькович до сих пор не изведал, что это его угодье) превратилось в большую лесную деревню, и не только с десятком кузней, но и с пашнями, сенокосами, бобровыми и рыбьими ловами. Расторопный мужик преуспел во всем, и это не только радовало Корзуна, но и удивляло. Раньше ему казалось, что без боярского пригляду, строгой господской руки и въедливого тиуна-приказчика, мужики начнут работать спустя рукава и всё хозяйство захиреет. Но произошло совсем иначе. В городе даже работящие кузнецы едва концы с концами сводят. Еды всякой закупи, железа, одежонку для ребятни… Да и не перечесть, сколь всего надо для семьи коваля. А тут еще разные налоги и повинности.
Тяжело живется и оратаю. Мужики часто голодуют, и даже не в лихие годины в бега от бояр подаются. Вот тебе и «строгая господская рука!»
Но – диво дивное! Мужиков и ремесленников будто подменили, когда они почувствовали, что никто уже не стоит над ними. Полная волюшка. Никаких тебе пошлин, никаких оброков. Мужик хлеб собрал – и в сусек. И душа спокойна. После страды тиун не появится, и не выгребет добрую половину. И зимой не голодовать, и на посев хватит.
Кузнец тоже нужды не ведает. Пока он кует оружье, мужики ему и хлебушек выделят, рыбой, мясом и медом снабдят. Крестьянский мир не обеднеет, припасов вдоволь заготовлено. (Кузнец же перед мужиком в долгу не останется: без топора, косы и кочерги не оставит).
И другое удивительно. Ремесленники и крестьяне объединились в одну общину (Такого единения нигде нет). А под началом ее – Лазутка Скитник. И те и другие его уважают. Человек честный, праведный, ничего под себя не гребет. Община не захотела называть его старостой: уж слишком много худого веет от этого звания. Как-то само собой Лазутку стали величать Большаком. Заслужил! По сусекам и медушам не лазит, всё добывает своим горбом. С мужиками землю пашет, невод тянет, стога мечет, на овины снопы затаскивает, цепом бьет… С плотниками избы и амбары рубит, с кузнецами оружье ладит. Община довольна: всякая работа в руках Большака спорится, уж куды как работящий, да сноровистый Лазута Егорыч.
