— Темное дело, староста.
— Вот и я, сказываю, темное, воевода. Помышлял его с пристрастием[122] допросить, а он такое вякнул, что уши вянут. Меня-де владыка Давыд просил к себе прибыть. Лапотника — к владыке! Подвешу-ка его на дыбу. Язык быстро развяжет.
Сеитов помолчал минуту, другую, а затем высказал:
— Дыба, коль Ивашка воровским человеком окажется, никуда от него не уйдет. Хочу глянуть на сего человека.
— Воля твоя, воевода.
Стрельцы вели Иванку в колодках на руках: с этим детиной надо держать ухо востро. Ишь, как Тимоху на правежный столб откинул; тот едва лоб не расквасил. И надо бы его на дыбу отрядить, да зачем-то воеводе понадобился.
Сеитов оглядев «воровского человека», немедля приступил к делу:
— С бортником Пятуней давно знаком?
— Только в Ростове и увидел.
— А зачем тогда полтину за него выложил?
— Я уже сказывал, воевода. Жаль, мужика стало. Кат его лупцевал будто лютого ворога.
— Диковинный же ты, однако, мужик. Ни один из ростовцев не помилосердствовал, лишь один ты сжалился. Диковинный.
Сеитов вновь внимательно оглядел мужика. Молод, телом дюж, лицо слегка удлиненное, сухощавое, окаймленное небольшой русой бородкой; серые глаза не виляют, спокойны. Обычно лиходеи так себя не ведут.
— Положим, я тебе поверил. Но все же поведай мне — откуда ты заявился в Ростов?
Иванка перестал отвечать. Воевода, кажись, человек не злой, но говорить правду нельзя. С беглым людом один разговор: допрежь всего кнутом исстегают, а затем к барину отправят. Тот и вовсе может изувечить. Не любят баре беглых людей.
— Не хочешь сказывать, Ивашка? Напрасно. Губные каты дело свое изрядно ведают. Ни один человек дыбы не выносит. Ты уж лучше поведай. Может, что-нибудь я тебе и посоветую.
— Спасибо на добром слове, воевода, но тебе не поведаю. Лишь владыке Давыду расскажу.
— Упертый ты, Ивашка… Да что тебя может с владыкой связывать?
И вновь замолчал Иванка. Поездка его в Ярославль наверняка насторожит воеводу. Зачем, по какому поводу? Ниточка потянется — весь клубочек распустится. Всех сосельников под монастырь подведешь.
— О том владыка ведает, — наконец, отозвался Иванка.
Губному старосте надоело упрямство Ивашки. Не выдержал:
— Этот вор ничего не скажет, Третьяк Федорович. Дозволь-таки его на дыбе вздернуть.
— Я уже сказывал: дыба обождет… Сегодня я собираюсь навестить архиерея. У него всё и прояснится.
Воевода Сеитов давно собирался наведаться к владыке. Помышлял попросить у него денег на укрепление града Ростова. Не худо бы обнести город земляными валами, водяным рвом и мощной крепостью с проездными башнями. Однако понимал: деньги понадобятся громадные, а Давыд, как приказные люди сказывают, зело скуповат. Он наверняка много денег не пожертвует. Да и городу столь деньжищ не собрать. Придется царю Ивану Васильевичу челом ударить — от воеводы, владыки и всего люда ростовского.
