— Зело мало опытен ты, рында. Порядную книжицу никогда не жгут.
Малюта кивнул одному из опричников, и тот протянул Годунову замусоленную книжицу.
— Владей, рында! — Малюта стеганул плеткой коня и гулко воскликнул:
— Гойда!
— А где ж мне пока жить? — крикнул вслед Годунов.
Но Малюта уже не слышал.
— Да ты не переживай, Борис Федорович, — подъехал к Годунову один их молодых опричников. — Пока мужики не сбежались, отъедем к реке да коней напоим. А без пристанища не останемся. У местного батюшки изба просторная.
— Поехали к реке, — охотно согласился Борис. Ему не хотелось слышать крики мужиков и надрывные плачи женщин. Надо переждать, пока смерды не угомонятся…
Иванка вбежал в свою избу, но ни Сусанны, ни Настены дома не оказалось. Он уже успел заметить двух зарубленных мужиков, и на сердце его потяжелело. Что же произошло, Господи?! Где мать и Настена?
Иванка поторопился к избе тестя, коя уже догорала. Вокруг галдели мужики, растаскивали баграми оставшиеся в целости нижние бревна, а удрученный Слота сновал вокруг пожарища и так же, как зять, горестно раздумывал о своей многочисленной семье.
Соседи ничего вразумительного сказать не могли:
— Никого не видели… И Сусанну с Настеной не видели.
Мрачный Слота глянул на пасмурных мужиков и спросил:
— Что за лиходеи на село набежали? Аль поганые татары?
— Свои, Слота. Виду диковинного. К седлам собачьи морды и метлы привязаны. Орали: «Выметем измену!». А сами саблями принялись махать. Мужик подвернется — зарубят, девка — надругаются. Чисто ордынцы! Ты глянь, Слота, что над селом они содеяли. Изверги!
— Уразумел, мужики. То — государевы опричники, о ких мне намедни в Ярославле сказывали. Царь-де всю землю разделил на опричнину и земщину. Бояр, что царю супротивничают, нещадно казнят. На Москве жуть что творится. Одного в толк не возьму. Наше-то село, чем провинилось? Нил Котыгин — не из бояр, худородный дворянишко. Царь, как слух идет, таких захудалых помещиков прилучает, вотчины им боярские жалует. Сумятица у меня в башке, мужики.
— Вот и у нас сумятица, Слота. Тиуна и всех дворовых людей Котыги лиходеи саблями посекли. Нам-то как дале жить?
— Была бы шея, а хомут найдется.
* * *
Тяжел был день для мужиков. Погорельцы оплакивали свои избы, убитых похоронили на церковном погосте, а Слота и Иванка оставались в неведении: их семьи бесследно исчезли. У Слоты же тройная беда: не только сгорела изба, пропала жена и дети, но в огне пожара погибли скотина и годами нажитое, добро. Ни кола, ни двор у Слоты! Остался гол, как сокол. И всё же главная напасть — жена и дети.
