Отыскал укромное место Васька и вдвойне порадовался: неподалеку, в полуверсте от Ишни, охотничий домик стоит. Поставлен еще бывшим воеводой Лобановым-Ростовским, кой отдыхал здесь после соколиной потехи. Ныне домик отошел Третьяку. Всё-то ладненько складывается!
Повезло Ваське даже с владычным боярином Ошаниным. Привратник заявил, что барин отъехал в деревеньки. Того-то и надо было Грязнову. Напросился на обед. Дворецкий не посмел отказать. А затем Ваську «ко сну потянуло». Попросил Варьку постельку разобрать.
Утром, в воскресный день, нагрянул Васька в хоромы воеводы.
— Попрощаться заехал, Третьяк Федорыч. Завтра в Москву отбываю.
Сеитов приказал накрыть стол. За трапезой воевода обратился с просьбой:
— Если не в тягость, наведайся к моему отцу, Василь Григорич. Когда сюда уезжал, в недуге был. Как он там? Поклонись от меня и письмо передай. На словах скажи, что у меня все, слава Богу.
— Непременно заеду, Третьяк Федорыч… Но услуга за услугу.
— Сказывай, Василь Григорич.
— Жарынь! Большой любитель я в воде побарахтаться. Может, вместе на реку съездим? Всё повадней мне будет. А я уж первым делом к батюшке твоему загляну. Не откажи в любезности.
— И уговаривать не надо, Василь Григорич. Едем!
— Может, сенных девок с собой возьмем. Двойная услада!
— Да ни к чему бы, Василь Григорич. Народ всё подмечает, а я ж — воевода.
— Народ? Чернь, сермяжные рыла! Им ли, клопам вонючим, господ осуждать?
— Всё так, Василь Григорич, но оставим девок в покое.
— Скромник. Ох, лукавишь, Третьяк Федорыч. Нет такого барина, чтоб своих девок не тискал. Чай, по ночам-то киот частенько занавешиваешь[140], хе-хе. Тем паче, супруги нет.
— Прости, Василь Григорич, — нахмурился Третьяк, — но девки мои греха не ведают.
— Скромник, — вновь произнес Васька. — Ну да Бог с тобой, без девок искупаемся. Приглянул одно местечко на изгибе Ишни. И песочек отменный, и водица теплая.
Воевода взял с собой трех послужильцев, среди коих оказался и Иванка Сусанин. Взял своих молодых опричников и Васька Грязной.
Третьяк пустил, было, коня рысью, но Васька остановил его криком:
— Не поспешай, воевода!
Поравнялся с Третьяком, добавил:
— Прощаюсь с Ростовом. Когда теперь увижу?
— Дивный город. Одних храмов не перечесть.
Третьяк, как и все бояре и дворяне, холодно относился к ближнему подручному Малюты. Уж слишком много крови пролил этот бывший выжлятник. Он даже на владычных землях вел себя дурно. Как поведал боярин Ошанин, убивал из пистоля деревенских собак, своими руками раздирал ни в чем не повинных кошек. Страшный, жестокий человек. Он не может жить без крови.
