В войну совершилась роковая подмена понятий. Ненависть внушалась не столько к национал-социализму, его философии и практике, сколько к немцам как нации. Такая ненависть усваивается легче. Вместе с тем исчезает необходимость постигать природу фашизма, тоталитаризма. Достаточно сознавать собственное национальное превосходство, достаточно презирать фрица. Но это уже, однако, не «ярость благородная», а что-то иное. Пусть выигрышное сегодня, но губительное завтра. Сомнительное в моральном смысле, тупиковое практически и политически.
По меньшей мере близоруко было надеяться, будто национальную ненависть всегда удастся регулировать, направлять на один объект. Ничего подобного. Она делается обиходной, превращая «дружбу народов» в пустое и лживое словосочетание. Взрываясь кровавыми конфликтами.
А мы разводим руками: с чего бы это вдруг?
И не надо сегодня удивляться консерватизму ветеранов-фронтовиков, готовности многих из них поддерживать политических прохвостов, торгующих любовью к Родине. Всей своей многотрудной жизнью они подведены к такому финалу. Этот финал их вконец унизил, кое-кого обратил в нищих, а озлобленное общество, вступая в уродливый рынок, взирает на стариков с засаленными орденскими планками, словно на ископаемых, мешающихся иод ногами.
Как же сложилась их жизнь, если война относится к лучшим ее годам!
А могла бы сложиться иначе. (Опять настаиваю на альтернативности исторического развития.) Даже в Прикарпатье. Следовало добиваться честных, открытых переговоров с командованием УПА, отказываясь от идеологической предвзятости, от имперского высокомерия. От спесивых призывов к капитуляции, подкрепленных лживыми обещаниями.
Если Советская Армия воевала против фашизма и признавала право народов на самоопределение, если Степан Бандера возглавлял действительно, как и настаивал, революционное крыло ОУН, причислял себя к националистам-революционерам, противникам фашизма, то почему бы не искать мирное решение кровавых противоречий?
Нашей армейской газете запрещалось намекать на боевые действия против УПА. Следовало расписывать дружбу народов. О ней же, об этой дружбе, читали лекции неутомимые инструкторы политотдела, стремившиеся засветло вернуться в Станислав.
Однако, изменись позиция Москвы, последуй новые установки и команды, многие лекторы охотно обновили бы свой репертуар.
Кое-кто из офицеров начал сомневаться в оправданности наших действий в этой вотчине Степана Бандеры.
