Все вокруг делят территорию, а она всем мешает! Её-то территория где?
Правильно Фрося говорит: не следует мужикам вверять себя. Они всё равно всё испортят.
Свет замигал, как только заработал электрический чайник. Лана подняла тревожный взгляд к пыльному абажуру. Всерьёз опасалась, что свет сейчас погаснет, и она останется в полной тьме. И даже обратиться ей будет не к кому, выйди на улицу, а вокруг заборы, заборы. Не то, что раньше.
От тревожной тишины её спас телефонный звонок. Желание матери в пятый раз за этот день выяснить, что у неё происходит, не слишком радовало. Мама давным-давно не проявляла столько интереса к её делам. Лана от этого отвыкла, и беспокойство родительницы лишь настораживало. Правда, после неожиданного визита бывшего мужа, оно вдруг нашло своё объяснение. И Лане оставалось лишь посетовать на материнскую нерешительность. Могла бы и предупредить.
Вызов она приняла, снова присела в кресло и подула на горячий чай.
– Я жива, мама. Дом на меня не рухнул за последние два часа.
– Да типун тебе на язык. – Любовь Аркадьевна даже сплюнула и, кажется, постучала обо что-то костяшками пальцев. – Но всё равно, ночевать в старом доме, это не дело. Тебе не страшно?
– Не накручивай меня, – попросила её Лана. И добавила с оттенком недовольства: – И без тебя желающие найдутся.
– Что, Слава звонил?
– Нет, не звонил. Скорее всего, он ещё не заметил моего отсутствия. Я дала ему на это три дня.
– С ума сошла.
– Думаешь, понадобиться больше?
– Лана…
Она вздохнула.
– Я не жалуюсь, мама. Я всё понимаю. Я сама виновата.
Любовь Аркадьевна помолчала, после чего проговорила:
– Не виновата. Просто мужчины, практически все, личности сложные. А некоторые и неприятные.
Лана всё-таки улыбнулась, правда, невесело.
– Фрося сказала бы по-другому.
– Я тоже могу. Но легче тебе от этого не станет, ведь так?
– Так, – согласилась Лана. И решила мать порадовать: – Мне вообще не везёт. Как начинаешь разводиться, так и выясняешь, что за тип был у тебя в мужьях. Что один, что второй.
В трубке повисла тревожная тишина. Лана её нарушать не собиралась, просто ждала. Любовь Аркадьевна осмысливала её слова секунд десять, затем осторожно поинтересовалась:
– Ты о Ване говоришь?
Лана мрачно уставилась на стену напротив. На ней висела старая, дешёвая репродукция известной картины в облезлой раме, за которой на обоях расползлось грязно-жёлтое пятно.
– Мама, ты знала, что он до сих пор здесь?
Чёткого ответа Лана не получила. Вместо этого Любовь Аркадьевна попробовала улизнуть, и даже с претензией проговорила:
