Даже Рэй Моузли раскрылся в компании Морриса. Я видел в Рэе очень умного, но социально ущербного типа, чей сексуальный радар безнадежно и некстати заело на Сью. И в этом была доля истины. Но в расслабленной обстановке Рэй вдруг признался, что он – страстный фанат Американской бейсбольной лиги, так у нас нашлось хоть что-то общее. Рэй любил новую команду из своего родного Тусона и сумел вывести из себя парня за соседним столиком парой реплик про балтиморских «Ориолс». И в споре от своих слов он не отступил. Рэй не был трусом. Он был очень одинок, но это было, по большей части, интеллектуальное одиночество. Он часто замолкал на полуслове, когда замечал, что забрел в такие дебри, куда мы следовать за ним не в состоянии. Он не смотрел на нас сверху вниз – разве что изредка, только заметно грустил, что не может поделиться своими мыслями.
Думаю, Сью в нем нравилось именно это одиночество. Не важно, что ее физическое влечение находило выход лишь в кратковременных отношениях, бережно отделенных от работы. Думаю, когда Рэй говорил с ней о физике, он в каком-то смысле занимался с ней любовью.
Сью мы видели очень редко.
– В университете было то же самое, – рассказывал я Моррису и Рэю. – В смысле, так было с ее студентами. Она сводила нас вместе, но лучшие разговоры велись после занятий, без нее.
– Это было что-то вроде генеральной репетиции, – задумчиво протянул Моррис.
– Репетиции чего? Этого? Появления Хронолитов?
– Ну, об этом она, конечно, ничего не могла знать. Но разве у вас не бывало такого чувства, что вся ваша жизнь – одна большая репетиция какого-то важного события?
– Наверное. Иногда.
– Она словно оглядывается назад и понимает, что тогда, в Корнелле, подобрала не тех актеров, – продолжал Моррис. – И сценарий все еще нужно дорабатывать. Но ты, Скотт, оказался на высоте, – он улыбнулся. – Ты сделал окончательный монтаж.
– Так что за важное событие? – спросил я. – То, которого мы ждем в Иерусалиме? – То, которого мы ждем в Иерусалиме… или то, что наступит потом.
У нас со Сью не было возможности поговорить наедине, пока мы не оказались над Атлантикой. Она поманила меня в пустой салон экономкласса и произнесла:
– Прости, что ничего не рассказывала тебе, Скотти. И мне очень жаль, что так вышло с твоим отцом. Я думала, мы предлагаем тебе работу, а не…
– Домашний арест, – подсказал я.
– Точно, домашний арест. Да, в каком-то смысле так оно и есть. Но это касается не только тебя. Я в таком же положении. Они хотят, чтобы мы держались все вместе и находились под наблюдением.
