В руки этой-го принцессы желал Петр Великий передать скипетр после себя и супруги своей. В таких видах самым удобным для неё браком казался ему брак с Карлом Фридрихом, и так как Кампредон делал только неопределенные предложения, которым нельзя было долее жертвовать поддержкою, необходимою для приверженцев герцога в Швеции, то обручение совершилось наконец 24-го ноября 1724 в день тезоименитства императрицы. Графу Бассевичу, назначенному первым министром своего государя, торжественно обещано было, что в имеющий скоро наступить день высокого бракосочетания, он будет пожалован орденом св. Андрея из рук самого монарха. французскому же министру передали, что если король, его государь, имеет намерение вступить в родственный союз с Российским императорским домом, то брак с Елизаветою, которая моложе и живее своей сестры, может быть для него более желательным. Возможность возведения на французский престол принцессы Елизаветы не прекращалась и по кончине императора, до того самого времени, когда король Станислав объявил об предложении, сделанном принцессе, его дочери.
За две недели до того дня, когда решилась наконец участь герцога, ему пришлось испытать чувствительный удар. Он тесно сблизился с первым камергером императрицы, Монсом, братом г-жи Балк, вдовы генерала, любимицы Екатерины и её первой статс-дамы. Эти два лица были верными посредниками в сношениях между государынею и её будущим зятем, который всегда прибегал к ней, когда нуждался в поддержании своих видов, или в получении чего нибудь нужного в его положении. Завистники очернили в глазах императора эти отношения к императрице г-жи Балк и её брага. Однажды вечером, совершенно для них неожиданно, они были арестованы и, по опечатании их бумаг, преданы уголовному суду, как виновные в обогащении себя чрез злоупотребление доверием императрицы, доходами которой они управляли. Следствие и суд продолжались только восемь дней. Некоторые из служителей императрицы были замешаны в дело, и Монсу наконец отрубили голову. Сестра его, приговоренная к 11-ти ударам кнутом, получила пять (остальные были даны на воздух) и потом сослана в Сибирь. Два сына этой дамы, один камергер, другой паж, были разжалованы и отосланы в армию, находившуюся в Персии; один секретарь и несколько лакеев отправлены на галеры в Рогервик. Екатерина всячески старалась смягчить гнев своего супруга, но напрасно. Рассказывают, что неотступные её просьбы о пощаде по крайней мере её любимицы вывели из терпения императора, который, находясь в это время с нею у окна из венецианских стекол, сказал ей: «Видишь ли ты это стекло, которое прежде было ничтожным материалом, а теперь, облагороженное огнём, стало украшением дворца? Достаточно одного удара моей руки, чтоб обратить его в прежнее ничтожество». И с этими словами он разбил его. «Но неужели разрушение это, — сказала она ему со вздохом, — есть подвиг, достойный вас, и стал ли от этого дворец ваш красивее?» Император обнял ее и удалился. Вечером он прислал ей протокол о допросе преступников, а на другой день, катаясь с нею в фаэтоне, проехал очень близко от столба, к которому пригвождена была голова Монса. Она обратила на него свой взор без смущения и сказала: «Как грустно, что у придворных может быть столько испорченности». Впрочем она вероятию не совсем убедилась в виновности по крайней мере г-жи Балк, потому что, после смерти императора, возвратила ее из ссылки и восстановила во всех прежних должностях. Приговор, осудивший эту фаворитку и её брата, исчислял малейшие подарки, полученные ими от лиц, обращавшихся к их содействию и помощи
