Марина присела на ступеньку: чего не присесть, если такая чистота. Щелкнула зажигалкой, затянулась ароматным дымком. Звук какой-то странный, тонкий, вроде комариного звона. Марина прислушалась, поднялась, вернулась на площадку, прислушалась снова, покачала головой. Звук шел словно ниоткуда, будто в воздухе прямо перед ее лицом тихо-тихо, едва слышно плакал ребенок. Она снова покрутила головой. Непонятно. Ребенок уже не плакал, скорее всхлипывал-выл, все так же отдаленно, на пределе слышимости. Нет, надо немедленно уходить, не то с ума сойдешь! Она оставит записку… О Господи!
Марина испуганно моргнула. Ничего, померещилось. Но одно краткое мгновение она отчетливо видела омерзительный красный шарф, болтающийся на ручке Аленкиной двери. Шарф шевелился, извивался, не под дуновением сквозняка, а словно живой, словно змея или спрут.
Сорвавшись с места, Марина кинулась к соседской двери и отчаянно затрезвонила. Соседка открыла сразу, на ее лице читалась радостная готовность к скандалу.
— Здрасьте, Вера Антоновна, я Марина, жила тут раньше, помните меня? — одним духом выпалила Марина и рванула в квартиру.
— Как ты смеешь, куда ты? — заполошно ударило вслед, но Марина уже была в комнате и открывала балкон.
Слава богу, балконы двух квартир почти смыкаются, а Аленка всегда забывает запереть балконную дверь. Проклятье, лоджия, Пашка застеклил лоджию! Ла-адно, теперь уже один черт! Наскоро оглядевшись, Марина увидела в углу рыжую от ржавчины гантель. Надо же, Вера Антоновна когда-то мускулы качала. Заржавленная железяка полетела в стекло и глухо шлепнулась на балконный пол. Дзынькающий дождик осколков посыпался вниз. Марина сдернула туфлю и принялась выколачивать острые углы, расширяя себе проход. В комнате отчаянно жужжал диск старенького телефона.
— Милиция, алло, милиция! — срывая голос, вопила Вера Антоновна.
Набросив какую-то тряпку на край лоджии, Марина поднырнула под заостренные зубья стекла. Аккуратненько, аккуратненько. Осколки хрупнули под ногой. Как всегда, дверь не заперта. Приятно, когда хоть что-то не меняется. Марина шагнула в комнату.
Ей казалось, что она кричит, истошно вопит и не может остановиться. Но звука не было, лишь какое-то сдавленное сипение.
«Я оглохла» — отстранено подумала Марина. Под ногой громко и отчетливо хрустнул кусочек стекла.
«Нет, не оглохла — онемела. А лучше бы — ослепнуть».
— Ален… — мучительно выдавила она из разом пересохшего рта и смутно удивилась звуку собственного голоса, — Пашка…
