Софринский тарантас | страница 16
— Разве можно быть бабе на земле без ребенка… — то и дело говорила она и, раскрасневшись, виновато поджимала губы и терла кулачком запотевший лоб. Дочь ее, белая, стояла рядом.
— А ты чего молчишь? — приглядываясь к ней, спросили доктора. — Ведь не матери придется рожать, а тебе.
Та в растерянности развела руками. И прошептала:
— Помогите, ради бога… — и заплакала.
А когда повнимательнее рассмотрели врачи все ее бумажки-направленьица, то поняли, что местные врачи направили женщину в роддом не для приема родов, а для прерывания беременности. Оказывается, она страдала тяжелым врожденным пороком сердца, что является противопоказанием не только для родов, но и для больших сроков беременности. В возрасте около года ей сделали первичную операцию по ушиванию сердечной перегородки. Через три года надо было сделать операцию вторично, но мать везти дочь в Москву отказалась, и вот теперь из-за этого ее дочь уже никогда не сможет испытать радость материнства. Мало того, что женщина истощена, но при прослушивании сердца определяется «ритм галопа», то есть сердце бьется очень поверхностно и часто — признак выраженной сердечной недостаточности.
— Ради бога, помогите… — просила она нас. И в глазах ее было столько жалости, что видавшие виды врачи терялись. Если пожалеть ее, уступить ее просьбе родить, то она умрет, а родится ли живым ребенок, это тоже под вопросом. А может даже быть и такое, что во время родов и она и ее ребенок окажутся мертвыми.
Завотделением ее успокаивает, и она, надеясь на него, заранее благодарит за помощь.
— Мне бы ребеночка… — шепчет она. Из-под подушки выглядывает красивая кукла, которую, оставила ей мать.
Всем нам хотелось ей помочь. Сочувствуя ей и чтобы снять с души грех, мы вызвали из Москвы профессора. Он внимательно осмотрел ее, выслушал. И когда собрался консилиум, с горечью сказал:
— Дальнейшее развитие беременности бессмысленно. Только немедленное, а точнее, срочное искусственное ее прерывание может сохранить женщине жизнь. А о ребенке не может быть даже и речи.
Под общей анестезией ей был сделан аборт. Когда она пришла в себя, то не знала, куда деть свой взгляд. Он был полон обиды на нас. На другой день пришла ее мать и, узнав обо всем, начала кричать на нас:
— Что же вы за врачи, если тяжелых родов принять не можете?!
Ей объясняли, доказывали, что все дело не в беременности и не в родах, а в сердце. А она все равно ругала нас, оскорбляла, пугала следствием.