— Поехали!
Юрка, задрав голову, стал объяснять ему сегодняшний урок алгебры. Он говорил скупо, точно и убедительно. Ленька кивал, подмигивал желтым глазом (опять одним глазом!). Юрке приходилось довольно громко говорить — все-таки на второй этаж, поэтому к концу урока появились первые заинтересованные. Окна в некоторых палатах открылись, и те, у кого, должно быть, плохо было с алгеброй, тоже внимательно слушали.
Урок был закончен по всем правилам: «учитель» закрепил материал. Ленька хотел было выбросить ему тетрадь, для проверки, но медсестра подкараулила. Она сказала строго:
— Больной! Вы же инфекционный! Вам противопоказано всякое общение с окружающими!
Тут Лариска вытащила из портфеля медный колокол (где только она и взяла?!) и зазвонила. Это означало, что урок окончен, и мы вышли из засады.
Ленька так обрадовался, что чуть не вывалился из окна.
— Лови! — сказали мы и бросили ему в окно целлофановый пакет, набитый всякими вкусными вещами. По этому поводу снова выступила медсестра:
— Это же можно передать обычным способом!
— А мы не хотим обычным! Мы хотим оригинально! — сказал дурачась Юрка.
Ровно через десять минут Лариска строго сказала:
— Теперь урок немецкого!
— А русский?! — завопила я.
— Занимай очередь, дорогая, — сказала Лариска и стала «шпрехать».
Тут подошел Колян. Он сначала ничего не понял. Когда наконец до него дошло, он изрек:
— Не дадут человеку поболеть спокойно.
— Покой нам только снился, — отрезала Лариска.
Но Колян не сдавался:
— Лично я вижу другие сны! А тебе, Рыбин, я лучше принесу «Исторические анекдоты» в двух томах — хоть это скрасит тебе жизнь!
В общем, Юрка развил бурную деятельность не на шутку и втравил меня в это дело. Теперь к литературе я готовилась особенно тщательно — меня слушал не только Ленька.
Марусе мы ничего не говорили. Она узнала об этом случайно и ужасно раскипятилась.
— Хороши, хороши! Порадовать меня вам даже в голову не пришло! Можно подумать, что я к Рыбину никакого отношения не имею. Вот публика!
— Мы хотели сюрприз.
— Вашими сюрпризами я сыта по горло!
Короче говоря, дело кончилось тем, что мы с Марусей придумали Леньке тему домашнего, вернее, больничного сочинения, такую хитрую, что он нигде не мог списать.
Мы приходили к Леньке каждый день, и каждый день он говорил нам: «Пишу-пишу!» На третий день он швырнул нам сверток. Там оказалась тетрадь по литературе. Мы открыли ее. На первой странице была написана одна-единственная фраза:
