В глубине церкви, на клиросе, были видны священники, готовые отслужить мессу.
Прозвонило десять часов.
По толпе тут же пробежал ропот. Глаза устремились к двум противоположным концам улицы, если можно назвать улицей неровное пространство, оставленное между пятьюдесятью домами, расположенными произвольно по прихоти владельцев.
Вскоре можно было увидеть, как со стороны горы появился Орланди, а со стороны реки — Колона, каждый в сопровождении своих сторонников. Согласно принятому решению, ни у кого не было оружия, и их можно было принять за церковную процессию, если бы не бросалось в глаза чересчур суровое выражение некоторых лиц.
Предводители двух группировок резко отличались друг от друга.
Орланди, как я уже говорил, был высокий, стройный, смуглый и гибкий.
Колона был маленький, коренастый и крепкий, с короткими вьющимися рыжими волосами и короткой рыжей бородой.
Каждый из них держал в руке оливковую ветвь — символическую эмблему мира, который они собирались заключить. Это была поэтическая выдумка мэра.
Колона к тому же торжественно нес белую курицу, держа ее за ноги. Она предназначалась для передачи противнику в качестве возмещения убытков взамен той курицы, которая десять лет назад положила начало ссоре.
Курица была живая.
Этот пункт долго обсуждался и чуть было не расстроил все дело. Колона рассматривал как двойное унижение то, что ему предстояло возвращать живую курицу. Его тетка бросила в свое время в лицо одной из Орланди не живую, а уже убитую курицу.
С большим трудом Люсьену все же удалось убедить Колона отдать курицу, а Орланди — ее принять.
В те минуты, когда появились оба противника, колокола, замолчавшие на какое-то время, вновь громко зазвонили.
Заметив друг друга, Орланди и Колона сделали одно и то же непроизвольное движение, в котором явно была заметна взаимная вражда, однако продолжили свой путь.
Они остановились лишь перед самой дверью церкви, на расстоянии примерно четырех шагов друг от друга.
Если бы дня три назад эти двое мужчин увидели бы друг друга на расстоянии ста шагов, несомненно один из двух остался бы лежать на месте.
Остановка длилась минут пять, и не только в двух противостоящих группах, но и во всей толпе воцарилось молчание, несмотря на примирительные цели церемонии, отнюдь не умиротворенное.
Тогда взял слово господин мэр.
— Ну, Колона, — сказал он, — разве вы не знаете, что начать должны вы?
Колона сделал над собой усилие и произнес несколько слов на корсиканском наречии.
