Вой раздался в третий раз, но на этот раз очень близко к нам, и я невольно содрогнулся, хотя мне теперь было ясно, что он означает.
И действительно, там, где тропинка поворачивала, в двадцати шагах от нас, белела куча камней, образующих пирамиду высотой четыре-пять футов. Это и был Муккио.
У подножия этого странного памятника сидел Диамант, вытянув шею и разинув пасть. Люсьен подобрал камень и, сняв шапку, приблизился к Муккио.
Я проделал то же самое.
Подойдя к пирамиде, он сломал ветку дуба, бросил сначала камень, а потом ветку и большим пальцем быстро перекрестился, как это обычно делают корсиканцы и как это в некоторых чрезвычайных обстоятельствах случалось делать даже Наполеону.
Я повторил за ним все до мелочей.
Затем мы возобновили путь, молчаливые и задумчивые.
Диамант остался сидеть у памятника.
Примерно минуты через две мы услышали последнее завывание и почти сразу же Диамант, опустив голову и хвост, все же решительно пробежал вперед, обогнав нас на сотню шагов, чтобы вновь приступить к своим обязанностям разведчика.
Мы продвигались вперед; как и предупредил Люсьен, тропа становилась все более и более крутой.
Я повесил ружье через плечо, так как видел, что скоро мне понадобятся обе руки. Что касается моего проводника, то он продолжал идти с той же легкостью и, казалось, не замечал трудностей пути.
Мы несколько минут карабкались по скалам, хватаясь за лианы и корневища, и добрались до своего рода площадки, на которой возвышались разрушенные стены. Эти руины замка Винчентелло д’Истриа и были целью нашего путешествия.
Через пять минут — новый подъем, более трудный и более отвесный, чем первый. Люсьен, добравшись до последней площадки, подал мне руку и вытянул меня за собой.
— Ну-ну, — сказал он мне, — для парижанина вы неплохо справляетесь.
— Это потому, что тот парижанин, кому вы помогли сделать последний шаг, уже совершал несколько путешествий подобного рода.
— Действительно, — засмеялся Люсьен, — нет ли у вас недалеко от Парижа горы, которую называют Монмартр?
— Да, я это не отрицаю, но, кроме Монмартра, я поднимался также и на другие горы, которые называются Риги, Фолхорн, Гемми, Везувий, Стромболи, Этна.
— Ну, теперь, наоборот, вы будете меня презирать за то, что я никогда не поднимался ни на какие другие горы, кроме Ротондо. Как бы то ни было, мы добрались. Четыре столетия назад мои предки могли бы открыть ворота и сказать вам: «Добро пожаловать в наш замок». Сегодня их потомок указывает вам на этот пролом и говорит: «Добро пожаловать на наши руины».
