— И без сомнения, она попала в вашу семью таким же образом, как кинжал и шпага?
— Точно так. После сражения Бонапарт отдал приказ моему деду, офицеру из отряда гидов, атаковать вместе с полсотней человек горстку мамлюков, которые все еще держались вокруг раненого предводителя. Мой дед повиновался: рассеял мамлюков и привел их главаря к первому консулу. Но, когда он хотел вложить саблю в ножны, клинок ее оказался настолько изрублен дамасскими саблями мамлюков, что уже не входил в ножны. И мой дед далеко отшвырнул саблю и ножны, так как они стали ненужными. Увидев это, Бонапарт отдал ему свою.
— Но, — возразил я, — на вашем месте я скорее предпочел бы иметь саблю деда, всю изрубленную, какой она была, чем хорошо сохранившуюся саблю главнокомандующего, совершенно целую и невредимую.
— Посмотрите на стену напротив, и вы ее там обнаружите. Первый консул ее подобрал, приказал сделать инкрустацию из бриллиантов на эфесе и с надписью, которую вы можете прочитать на клинке, переслал ее моей семье.
Действительно, между двумя окнами висел клинок, наполовину выдвинутый из ножен, куда он не мог больше войти, изрубленный и искривленный, с простой надписью: «Сражение у Пирамид.21 июля 1798 года».
В это мгновение слуга, встречавший меня и приходивший объявить, что прибыл его молодой хозяин, вновь появился на пороге.
— Ваше сиятельство, — сказал он, обращаясь к Люсьену, — госпожа де Франки сообщает вам, что ужин подан.
— Очень хорошо, Гриффо, — сказал молодой человек, — скажите моей матери, что мы спускаемся.
И он тотчас же вышел из кабинета, одетый, как и намеревался, в костюм горца, состоявший из бархатной куртки, коротких штанов и гетр. От его прежнего костюма остался только патронташ, опоясывавший талию.
Он застал меня за рассматриванием двух карабинов, висящих один напротив другого; на рукоятке каждого была выгравирована дата: «21 сентября 1819 года, одиннадцать утра».
— А эти карабины, — спросил я, — тоже имеют историческую ценность?
— Да, — ответил он, — по крайней мере, для нас. Один из них принадлежал моему отцу.
Он остановился.
— А другой? — спросил я.
— Другой, — улыбнулся он, — другой принадлежал моей матери. Но давайте спускаться, вы же знаете, что нас ждут.
И, пройдя вперед, чтобы указывать дорогу, он сделал мне знак следовать за ним.
