Черт: «И все ты о том, что я глуп. Но Бог мой, я и претензий не имею равняться с тобою умом» (15, 82).
Дмитрий: «Что же касается Ивана, то ведь я же понимаю, с каким проклятием он должен смотреть на природу… да еще при его-то уме!» (14, 108).
Иван Карамазов действительно превосходит своих братьев не только образованностью, эрудицией, но и красотой, впечатляющей силой своего ума, которым он, безусловно, дорожит. Альбер Камю тонко заметил: Иван «отказывается отречься от царственной власти ума»[115]. Как и на Люцифере, на загадочном «сфинксе» Скотопригоньевска лежит для окружающих «печать совершенства… мудрости, венец красоты» (Иез 28:12). Дмитрий в разговоре с Алешей с полным основанием подчеркивает в среднем брате нечто особенное: «Иван над нами высший, но ты у меня херувим» (15, 34). К сожалению, после трагедии в Скотопригоньевске, как только обнаружилось, «нашлось» в нем «беззаконие», Иван, если воспользоваться определением Иезекииля, уже не «помазанный херувим» (Иез 28:14,15). Высший над многими «ученый атеист» утратил небесное «херувимство». Гордыня и тщеславие «погубили мудрость его» (Иез 28:16). Он теперь мрачный, несчастный богоборец люциферической одержимости, но отнюдь не утративший обаяния. Пушкин, который серьезно размышлял над судьбой и искусительной силой «падшего Люцифера», справедливо заметил, что «обаяние зла… было бы необъяснимо, если бы зло не было одарено прекрасной и приятной внешностью… Безобразие никого не искусило, и нас оно не очаровывает. В легендах Злой Дух всегда пользуется личиной красоты, когда искушает святых и монахов, мужчин и женщин»[116].
Совершенно очевидно, что и ряд других оценок (который легко может быть продолжен) определенно, притом устойчиво, отрицательные.
Продолжим наши извлечения.
Высокомерие и презрительность
Федор Павлович: «Иван высокомерен» (14, 123).
Рассказчик: «…какая-то даже высокомерная нотка прозвучала в тоне вопроса» Ивана (15, 39).
Миусов: «Я подозреваю, вы просто потешаетесь, Иван Федорович» (14, 59).
Миусов: «Иван Федорович на нас всех усмехается» (14, 64).
Федор Павлович: «Презрительные твои глаза… ты себе на уме приехал» (14, 125).
Федор Павлович: «Молчит да усмехается» (14, 158).
Обращает на себя внимание то, что все эти указания на особенности характера Ивана резко негативны.
Склонность и способность к обольщению ближних
Ракитин: «И чем только этот Иван прельстил вас всех, что вы пред ним благоговеете» (14, 75).
