Один из крупнейших богословов эпохи патристики, св. Иероним (IV в. от Р. Х.), комментирует приведенный отрывок именно как символический парафраз на тему трагической судьбы Люцифера, который поступился подлинным величием и славой, встав на путь бунта и, в конце концов, неизбежного падения: Люцифер «есть тот, к кому обращены слова Иезекииля: „Ты был отмечен печатью совершенства“. Заметьте, – обращает внимание своих читателей св. Иероним, – что именно пророк провозглашает: „печатью совершенства“. Он не говорит дьяволу: ты знак совершенства, но именно печать совершенства. Бог в тебе отразил Свой образ и создал тебя подобным Себе, но ты впоследствии разрушил это сходство…»[100]
Комментарий св. Иеронима представляется принципиально важным по меньшей мере в двух отношениях. Во-первых, он поддерживает нашу уверенность в законности поисков косвенных свидетельств о Люцифере. Во-вторых, он совершенно сознательно (подчеркнув это словом «заметьте») настаивает на необходимости не забывать о первородной доброте лишь «впоследствии» падшего ангела. В приведенном отрывке из Иезекииля кроме скорбно-впечатляющих суровых приговоров звучат, притом вовсе не одиночные, оговорки об изначальной красоте, достоинствах, силе, даже величии героя.
С. С. Аверинцев в статье о Люцифере обращает внимание на то, что «такое „светлое“ обозначение сатаны не могло не быть парадоксальным… тем более, что этот символ употреблялся в совершенно противоположном смысле. В новозаветных текстах Христос именует Себя Самого: „Я есмь… звезда светлая и утренняя“ (Откр. 22, 16)»[101]. Но большого ученого не смущала эта кажущаяся нелепость, не смущала, на наш взгляд, вполне законно. В том-то и дело, что в первоначальном замысле Люцифер был не просто безгрешным, светлым херувимом – он одарен был прямо-таки беспредельно, то есть почти богоравно. Св. Иоанн Златоуст в уже упоминавшихся «Беседах о дьяволе» не раз подчеркивал, что таким именно пониманием природы первого богопротивника и определялся для библейских авторов масштаб чувства свершившейся катастрофы: с какой же высоты пал несчастный, оставшийся и в противлении своем не менее сильным!
Мы задержались на высоких, так сказать, характеристиках Люцифера вовсе не потому, что, нечаянно хотя бы, склонились к немыслимому для нас культу его. У нас другой замысел и потребность. Мы полагаем необходимым не забывать, что ведь когда-то в не сразу падшем ангеле отмеченные нами достоинства всё же были, как были они и потом в царе-тиране, пространный рассказ о котором приводился нами ранее.
