Снег на Рождество | страница 78
— Антип, Устин, Иван, Пантелеймон… Пожалейте рабу… Погребок у меня обветшал, обмельчал, еле я в него сейчас пролезаю. Мне бы его чуть-чуть углубить, а заодно бы стенки укрепить.
— В чем дело? — хором успокоили ее мужики и, успокоив, добавили: — Вот как только закончим совхозный гараж, и сразу к тебе. Поняла, бабка?
— Поняла, все поняла, — и баба Клара пуще молодой девки, на ходу перепрыгивая ямы и кусты, помчалась освобождать погребок от снежного кваса.
А ровно через час, как было и обещано, совхозные мужички появились у бабкиных ворот. А через два часа на ее территории выросла огромная куча глины. Совхозные мужички, ловко орудуя лопатами, углубив погребок, выравнивали стены. Как лихо работали они! Работая, пели, улыбались, шутили. Их бронзовые лица, чуть освещаемые свечами, которые стояли по углам погребка, с застывшими умными глазами, с полураскрытыми губами, ровными, белыми как сахар зубами, говорили о том, что эти люди, к удивлению некоторых, труда не боятся, а, наоборот, они так привыкли к нему, что без него не могут прожить и дня. Постепенно стены погребка выравнивались.
— Устин, смотри, а земля тут ну точь-в-точь, как и та, — заметил Пантелеймон, и в отличие от всех, окропленный веснушками и выглядя от этого моложавее, он, с трудом сдерживая дрожь в руках, взял свечу и осветил стену.
— Ой, братцы, наша землица, окопная… Какими судьбами она, родненькая, тут оказалась, — взглянув на нее, простодушно, точно ребенок, произнес Устин и осторожно прикоснулся к ней. — Ох ты миленькая моя… — И, взяв горсть земли, он прижал ее к длинному шраму на щеке. Прижал и замер, а потом, закрыв глаза, он с такой жадностью к ней прислушался.
— Гудит? — спросил его Иван.
— Гудит… — тихо ответил Устин.
— Не остыла еще земля от войны, — с грустью произнес Антип и расстегнул ворот своей гимнастерки. Он дышал тяжело, нервно. Мешали осколки в легких…
Вслед за Пантелеймоном и все остальные, взяв свечи в руки, осторожно, точно ища выхода из того далекого, памятного окопа, стали щупать стену, гладить ее, грустными улыбками отмечая все ее неровности, складки, ссадины, потертости. Они все вдруг ощутили теплоту и парок землицы. Надо же, сколько ее били, а она живая…
— Ребята, а вы помните, в нашем блиндаже из точно такой же земли стена была…
— А как же, помним, — ответил за всех Устин и поднял с пола выскользнувшую из рук Пантелеймона горящую свечу.
— И она нас помнит… — растроганно прошептал Антип и, встав на колени, прижался к земле.