— А здравие?
— Здравия не надо. Я сало ем, жена — мед, теща — бульон.
Баба Клара то и дело ощупывала единственный карман драпового пальто, где лежал червонец. Боясь потерять записку с Ванькиными просьбами, она привязывала ее суровой ниткой к левой руке. «Такие деньги не шутка!» — шептала она и крестилась всю дорогу.
Корнюха, разлопатив снег по улице Мира, стал приближаться к шоссе. Сельповский грузчик, обливаясь потом и давным-давно потерявший левый валенок, забегая поперед Корнюхи, то и дело наступал ему на лопату, жалобным голоском просил:
— Пожалуйста, остановись… Ты думаешь, снега тебе не хватит? Ведь пока рождественский пост…
— Нет, ничего никому никогда не хватает, — отвечал ему с убеждением Корнюха и, подставляя лицо снежинкам, скалился.
— А я говорю тебе, хватит, — рассердился грузчик и стал на лопату обеими ногами. — Договаривались от поликлиники до поссовета, а ты до шоссе добираешься. Не по-товарищески, не по-товарищески. Совесть надо иметь.
Корнюха спокойно посмотрел на него и сказал:
— При чем здесь товарищество? Бескорыстие выше товарищества.
— Это для тебя, а для меня все наоборот, — и грузчик захныкал пуще прежнего.
— Значит, про бескорыстие ты ни черта не знаешь, — и Корнюха, взяв лопату поближе к совку, поднял грузчика и пульнул его.
— Корнюха-а-а, отдай лопату… лопата не моя… — уже откуда-то сверху закричал грузчик. — Лопата Нинки-на-а-а…
Снежная пыль успокоилась. А когда чуть утих ветерок, Корнюха увидел грузчика. Тот сидел на крыше будочки и, елозя по самому краю, пытался спрыгнуть вниз.
Корнюха в растерянности посмотрел на грузчика. Странно растрепавшийся, с простертыми вперед руками, весь выбеленный снегом, он, сельповский грузчик, был почему-то похож на седовласого старца Серафима, лик которого не один раз видел Корнюха, когда колол дрова бабе Кларе.
— Тьфу ты… — пробормотал он и, о чем-то подумав, а потом как-то вполголоса, точно боясь кого-то потревожить, сказал: — Ладно, раз так, то лови… — И, ласково погладив черенок лопаты и тем самым отвлекаясь от скороприходящих мыслей, он со снайперской точностью пульнул ее грузчику.
Затем, растерянно улыбаясь, снял полушубок и, закатав рукава гимнастерки, громко выкрикнул:
— А вот вам два левых сапога, — и руками начал раскидывать снег.
Грузчик, прижав к груди лопату, сожалеючи посмотрел на Корнюху. А через минуту со злостью кинул лопату в сторону, а сам прыгнул в снег вниз головой. Он не стал выбираться из снега, а, наоборот, словно крот, стал закапываться, ему не хотелось видеть, как Корнюха, дойдя до шоссе, будет просить Ваську-чирика, чтобы тот застрелил его…
