— Славно, очень славно. Осквернили. Будто закона на них самих нету. — Яшка так повернул голову, словно у него болела шея. — Вы даже не представляете, какой это для меня позор. Ну просто жуть. Свои ведь люди и вот тебе на, отчебучили. Хочешь не хочешь, а проглатывай. Ух, твари неблагодарные, все равно попадетесь вы мне когда-нибудь. Не постеснялись даже фамилии свои указать. Тут день и ночь работаешь. А они пишут…
— Скажите, все это правда?.. — спросил его вдруг натянуто корреспондент, кивнув на письма.
— Никогда, никогда я такого не сделаю… — жалостливо ответил Яшка и тотчас в умилении затараторил: — Я всегда и всем только угождал. Спросите любого, и вам скажут. Сколько лет угождаю. Я даже не припомню случая, чтобы я за последние пять лет работы в этом лесничестве хоть кому-нибудь отказал. Безусловно, иногда случались недоразумения, но мы их тут же на месте и разрешали. Но чтобы вот так, столько жалоб на меня накатать… Я бы на месте этих пенсионеров был ниже травы и тише воды, сопел бы себе в две дырочки и дожидался, когда я отдам нужные распоряжения насчет их дров. А то ведь лезут точно танки. Ох и народ.
И, помолчав, Яшка неожиданно и для себя, и для гостя пояснил:
— Ну что вы грустите… Да мало ли что там в письмах напишут. — Хмыкнул он и закурил. Вдохнув дымок, он свободной рукой пощупал письма. Лисья шуба, толстенные валенки, ватные штаны, все это пекло и жгло его тело. Скинув шубу, он расстегнул суконную рубаху и жадно-бессмысленно стал чесать грудь.
— Как тебя… — после некоторого молчания произнес Яшка и тут же поправился: — Ой, извините, как вас… Ну чтоб не ошибиться, по имени-отчеству как вас прозывают…
— Иван Федорович Школьников… — стеснительно прокудахтал корреспондент.
Но словно от какого-то удара он вдруг вскочил с лавки, ткнул в Яшкино лицо свое редакционное удостоверение. И так ловок и убедителен был этот выпад, что лесничий чуть было от страха не вскрикнул.
— Хорошо… — прошептал Яшка и побледнел. — Быть по-твоему… Пока ты на сегодня выиграл… — и он кивнул на стол. — Оставляй мне все эти письма, разберемся…
Яшка проводил Школьникова до самой калитки. Был мороз. И снег скрипел ужасно грустно, точно крахмал. Но раздетому Яшке не было холодно. Маленький, скромно одетый гномик в эти последние минуты чем-то подействовал на него. А вот чем — он не мог понять.
…Честностью, стойкостью, напором, эх, да разве поймешь и уловишь все сразу. И полностью отключившись от всего на белом свете, лесничий побрел в избушку.
