— Тебе, правда, интересно? Но видишь ли, в том-то и дело, что ничего интересного нет. Они пытались быть счастливыми, как вы, как мы. Они делали все возможное… А теперь папа умер… В этот час…
Свежее дыхание ночи доносилось через открытое окно. Над черной массой деревьев появилась луна. Дети спали. На кухне прислуга заканчивала мыть посуду.
В глубине кресла Жанну почти не было видно, светился только кончик сигареты, запах которой смешивался с терпким запахом ночи.
— … А в этот час мама в белом манто вышла из пансиона Бертолла и прогуливается по Променад дез Англе, где все скамейки обычно заняты, и направляется в казино… Если же у нее обостряется ревматизм, как это обычно случается с ней на юге, то она идет с тростью, и это придает ей вид великосветской дамы в ссылке. А временами за игрой у нее бывает вид настоящей королевы.
Франсуа не шевелился, не курил, не производил ни малейшего шума, и поскольку был одет в темное, то о его присутствии можно было догадываться лишь по светлому пятну лица.
— Может лучше закрыть окно? Ты ведь еще слаб…
— Мне не холодно.
Впрочем, он был укутан в плед, как настоящий больной. Ведь наверху, когда появилась Жанна, с ним случился обморок. Короткий, но тем не менее. Едва Жанна успела по телефону вызвать доктора Пино, как Франсуа уже очнулся.
— Врача не стоило беспокоить.
В больнице Левер прописал ему таблетки, предвидя такие короткие обмороки, Франсуа было достаточно принять лишь одну. А теперь он был под присмотром, как выздоравливающий. Ему захотелось остаться в этой темной комнате, с открытым в ночь окном, рядом с деревьями, с запахом перегноя и пением сверчков.
— Если бы ты знал Стамбул, тебе было бы легче понять. Вся иностранная колония жила в Пера, на холме, где построен современный город. Мы жили в большой квартире семиэтажного дома, новом, белом, с окнами, которые выходили на крыши домов местных жителей и на Золотой Рог. Бебе никогда не показывала тебе фотографии?
Может быть и показывала когда-то раньше, но он не обратил внимания. Первые слова Жанны заставили его задуматься. Разве Бебе в начале их семейной жизни не говорила ему:
— Я хотела бы знать твоего отца.
И вот, через десять лет, у него появилось такое же желание!
— Сейчас, я думаю, жизнь в Турции не такая, как была при нас. А в наше время там было великолепно. Мама была красивой. Ее считали одной из самых красивых женщин Пера. Папа был высоким и стройным; с походкой аристократа, по крайней мере я слышала, как говорили об этом.
