«Кстати, об этой, бедняжке Бебе… Потом вздохи, намеки… Кажется, мосье Бонифас послал свою племянницу сюда для того, чтобы узнать, что мы думаем. Своего рода маленький заговор…
„А некоторые, — вы знаете какие у нас языки! — утверждают что у неё еще из Турции была привычка с одной из своих подруг принимать наркотики…“
— Конечно же, намек на Мими Ламбер! Представляешь! Когда мы вернулись во Францию, Бебе было шестнадцать лет, и оказывается, она уже была наркоманкой!
Несмотря на поднявшийся в обществе шум, тебе надо положить конец этой оргии. Что они еще рассказывали? Ах, да… Доминик, аптекарь, издающий маленькую еженедельную газету. Так вот, он заявляет, что готовит убийственную статью для городской буржуазии, чтобы они были осторожны. Ты меня слушаешь?
Франсуа больше не слушал. Ему стало грустно. В больнице он как бы глотнул спокойствия и нежности. Франсуа вспомнил свою белоснежную кровать, сестру Адони и ее привычку держать руки на животе, тенистый двор и голубоватые силуэты стариков, которые передвигались медленными шагами. Едва покинув больницу, он уже скучал по ней.
— Дети до сих пор не возвращаются, — машинально повернувшись к ограде, заметил он.
— Еще не время.
Был полдень. Была бы здесь Бебе, дети уже сидели бы за столом. Но с присутствием Жанны, все порядки в доме изменились.
— Куда ты, Франсуа?
— Поднимусь на минутку.
Он чуть не сказал:
— Я к Бебе.
А ведь на самом деле так и было. Ему было необходимо пообщаться не только с этой толстухой. Уже в столовой, где по-прежнему царил полумрак, пахло созревшими фруктами, разве не чувствовался тот порядок и то спокойствие, которые установила здесь Бебе?
Да, это она обустраивала и создавала этот дом. Светлые, в пастельных тонах комнаты. Эти, будто пронизанные солнцем, занавески из тонкого шелка.
Во всем чувствовались присущие ей хрупкость, воздушность и невесомость.
Между тем периодом на набережной Таннер, когда она модернизировала отцовский дом, и тем, который можно назвать периодом Мими Ламбер, прошло три года. Это было время, которое он помнил наиболее отчетливо.
Франсуа находился в полном расцвете сил. Все успехи в его делах относятся к тому периоду. Он много ездил, один и с Феликсом. Нужно было решать массу вопросов. Он шел прямо вперед, не колеблясь, чувствуя, что все ему удастся; и ему действительно все удавалось.
Разве Бебе не должна была быть довольной? Когда возвращался, он находил ее вместе с матерью или сестрой. Он обнимал ее. Все было хорошо. Но разве она не говорила, что хотела бы быть своему мужу товарищем? У него было мало времени, чтобы заниматься ею, и, когда он находил ее задумчивой, считал, что такое настроение у неё из-за состояния здоровья.
