Это был небольшой мирный табор, кочевавший в основном по Италии в старых и скрипучих кибитках, которые, однако, всем местным ребятишкам представлялись сказочными каретами. А когда цыгане разбивали шатер с живописными заплатами, устраивали балаган с каруселями, музыкой, тиром, лотереей, когда огнем горели в танце широкие цветастые юбки и пахло жженым сахаром, конской и обезьяньей мочой, тогда уж веселью не было конца. И пусть не все их акробаты, клоуны, певцы и музыканты были первоклассными, крестьяне все равно веселились от души. С годами этот кочевой народ совсем утратил традиционно цыганский характер и превратился в благодушную группу ремесленников, жонглеров и уличных певцов на манер неаполитанских.
Между прочим, самый старый из цыган, с глазами, вечно мутными от вина, утверждал, будто родился во время битвы при Аустерлице, и похвалялся, что, играя на цимбалах, подсказал немало мелодий самому Брамсу.
Но самым главным для простодушных крестьян было другое, возможно, и не столь возвышенное, но существенное качество этих цыган: вопреки укоренившемуся предубеждению они не воровали. Ни разу даже полена со двора не утащили. Более того, частенько помогали крестьянам в работе, а один из них, молодой и красивый, полюбил эти края, выбрал себе бойкую брюнетку да и остался работать кузнецом – ремесло полезное и немного сказочное. Его прозвали Цыганин, и он прочно осел здесь.
Однако в тот год цыган будто подменили: они нюхом почуяли неладное; крестьяне поняли, что с ними теперь надо держать ухо востро, – рыскают повсюду, точно куницы, затевают ссоры. Вдобавок ко всему начали красть.
Неизвестно почему, но цыгане обожали обоих Тарси – может, оттого, что и Анна и Энрико всегда держались с ними просто и по-доброму, а однажды даже помогли уладить в суде сложное дело о наследстве.
Когда на супругов обрушилась беда, цыгане повели себя как-то странно, словно решили на свой лад отомстить за Анну и Энрико.
Рассуждали они так:
– Теперь все это добро больше не принадлежит никому. Так уж лучше оно достанется нам, чем этой собачьей своре.
И тащили, кто что может: уток, коз, головки сыра. Двоих поймали с поличным, и они угодили в тюрьму. Остальным в судебном порядке было предписано возвратиться в родные места – правда, не уточнили, куда именно: ведь родины у этих цыган не было и прибыли они отовсюду и ниоткуда.
Так, безвозвратно ушли и времена цирка «Цимбалон», названного в честь того знаменитого струнного инструмента, что принадлежал старику цыгану, поделившемуся вдохновением с великим Брамсом.
