«Ну и предатель же ты…»
– Лу! Какого черта ты до сих пор здесь делаешь?
Мои мечты были разрушены звуком голоса моей лучшей подруги.
– Марлена будет в ярости, если мы не вернемся домой вовремя.
«Домой…» Я грустно улыбнулась в ответ на ее слова.
– У нас нет дома, Тэсс.
Она закатила свои большие темно-карие глаза и потянула меня за локоть, помогая мне подняться на ноги.
– Перестань быть такой занозой в заднице. По крайней мере, в «Раю» у нас есть кровати и крыша над головой. Или ты предпочитаешь жить в одной из тех картонных трущоб, которые мы видим по всему городу?
– Нет, конечно же нет, – пробормотала я, подбирая свою шляпу. – Тэсс, я не могу вернуться сейчас. Я еще ничего не заработала сегодня.
Она улыбнулась, обнимая меня за плечи.
– Не велика беда. Я поделюсь с тобой парочкой баксов.
Она бросила мне мешочек полный шуршащих бумажных банкнот и звонких монет. Казалось, это было самым большим сокровищем, которое я когда-либо держала в своих руках.
Шепотом я спросила:
– Как ты всегда умудряешься получать больше, чем все остальные?
Она ухмыльнулась, забирая у меня мешочек с деньгами и пряча его под старое, длинное пальто.
– Много будешь знать, скоро состаришься.
Я покачала головой, и мы направились к выходу со станции, стараясь не привлекать к себе слишком много ненужного внимания. Люди всегда ненавидели попрошаек, но были и те, чья работа заключалась в том, чтобы упрятать нас за решетку. К нашему огромному облегчению, полиция ничего не могла с нами сделать, ведь мы были просто группой бездомных подростков. Нас могли отправить в детдом, но мы уже там жили, поэтому несколько часов, проведенных за решеткой, казались нам почти отпуском. Ни работы, ни попрошайничества. По крайней мере, мы могли выспаться, не опасаясь того, что Марлена, наша надзирательница, снова выльет на нас ведро холодной воды. По неизвестной причине она была уверена в том, что это лучший способ разбудить нас утром.
«Рай» был нашим личным адом, самым страшным местом во всем мире, где жизни детей не стоили ни цента. Нас держали там до тех пор, пока мы не становились ненужными. Мы жили попрошайничеством; мы проводили дни, а иногда даже и ночи, на вокзалах или автобусных остановках по всему городу, прося людей дать нам немного денег, лишь потому, что однажды наши родители решили, что мы были для них обузой, и не захотели иметь с нами ничего общего. Поэтому они и отправили нас подальше.
Мы жили во лжи… Мы лгали обо всем, включая наши собственные истории. Они никогда не были правдой. Ложь стала нашим единственным способом выжить. Если мы не умели лгать должным образом, мы не получали денег, а без денег мы не получали еды. Не существовало такого понятия, как дружба между нами, и порой я задавалась вопросом, сколько же времени уйдет на то, чтобы Тэсс поняла, что мы не можем быть друзьями. Не то чтобы мне не нравилось с ней дружить. Ей было двенадцать лет, всего на два года больше, чем мне, но иногда мне казалось, что она знала обо всем гораздо больше меня.
