Но я хорошо запомнил, что, вернувшись из трёхдневного странствование по афонским монастырям опять в Пантелеимон, я не преминул напомнить Флавиану о разговоре у папы Василиса про Путина.
Выбрав момент, когда добрый схимонах Александр угощал нас с батюшкой чаем из афонских трав с сухариками в трапезной архондарика, Флавиан спросил его:
— Отче! Ты как-то говорил нам, что Путин, когда приезжал к вам в монастырь, заходил к некоторым монахам в кельи и разговаривал там с ними.
— Ну, говорил, было такое, — кивнул в подтверждение отец Александр.
— А не подскажешь, к кому он заходил? — продолжил Флавиан. — Хотелось бы поговорить с таким, узнать впечатление от Путина после того келейного разговора.
— Ко мне заходил! — ответил схимонах. — А потом я его по реставрируемой части братского корпуса провёл, я же тогда в монастыре стройкой занимался.
— И о чём вы говорили? — не удержавшись, спросил его я.
— О чём? — пожал плечами отец Александр. — Ну, о ремонте монастыря, о стройматериалах, инструментах, о потребности в рабочих-специалистах. Путин подробно так во всё вникал, искренне интересовался проблемами с реставрацией, обещал помочь.
Кстати, все свои обещания выполнил, я даже удивился! То, что он — человек слова — это факт. Это к вашему вопросу о впечатлениях.
Ещё впечатление скажу — молился он по-настоящему, искренне — это видно было. Человек он по-настоящему верующий, это не только я подметил, но и другие из братий тоже — мы же говорим тут между собой.
Но, пожалуй, самое сильное впечатление было, когда я его привёл в новые кельи в реставрируемом братском корпусе. Так получилось, что и охрана и кто-то, кто там был с нами из братии, не то отстали, не то куда-то по соседству зашли, и мы с Путиным в какой-то момент оказались в новой келье у окна вдвоём.
Это был, знаете, как говорят — «момент истины»! Путин подошёл к окну, остановился, глядя на море, задумался. И вдруг я увидел его — просто человеком! Уставшим, отключившимся от всего множества забот и проблем, которые ему постоянно приходится держать во внимании, но не расслабившимся, не выдохшимся, а каким-то умиротворённо-спокойным. О таком состоянии говорят — «тихий ангел коснулся».
Взгляд у него был немного грустным, но светлым, ясным каким-то, как бывает у человека после пострига — ты только сейчас осознал, что ты взял на себя, и что обратной дороги уже нет!
У меня какое-то сильное «братское» чувство к нему шевельнулось, как у монаха к монаху, я прикоснулся к его плечу, вроде как приобнял, и сказал искренне, от всей души:
