Флавиан. Армагеддон | страница 49
Перед ними стоял на коленях седовласый человек с напоминающей епископский омофор широкой тканой лентой, спускающейся концами на грудь с его шеи, венчаемой крупной курчавой головой с лицом, обращенным к изображённому в глубине аркосоли «Доброму Пастырю» — образу, символизирующему в первохристианские времена Христа-Спасителя.
Кажется, я попал прямо на Евхаристический канон — главную часть литургии, во время которой схождением Духа Святого совершается преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы — величайшие Дары Сына Божьего страждущему человечеству!
Я стоял тихонько, боясь шевельнуться и неосторожным звуком нарушить благоговейность момента: слава Богу, мобильник я выключил ещё перед входом в катакомбы.
Стоя позади всех молящихся у входа в крипту, я только пытался понять — кто эти люди? Католики? Копты? Какие-нибудь протестанты-«реконструкторы»? Уж больно точно их одежды воспроизводили виденные мною во множестве изображения одеяний древних римлян!
Или это вообще какой-то спектакль или съёмки исторического кинофильма? Но тогда где же зрители или камеры с сопровождающей съёмочной командой? Нет, похоже, тут служат литургию по-настоящему!
В этом меня убеждал ещё и явно присутствующий здесь в обилии особый дух благоговения и молитвы, заполняющий всё пространство крипты и заставляющий моё сердце взволнованно произносить: Господи! Иисусе Христе! Помилуй мя!
Этот молитвенный дух, хорошо знакомый мне по афонским монашеским богослужениям, ощущаемый мною всегда и во время евхаристического моления Флавиана у престола нашего скромного Покровского храма, — дух, наполняющий собою Метеоры, лучащийся из Кувуклии в иерусалимском Храме Гроба Господня, заставляющий учащённо биться сердце у мощей преподобного Сергия в Троице-Сергиевой Лавре, — этот дух свидетельствовал: никакой «реконструкции», здесь всё серьёзно! Здесь всё очень даже по-настоящему!
Памятуя наставления духовника о том, чтобы бросать все размышления и гнать помыслы, когда сердце настроено на богообщение, я выключил аналитические способности мозга, скомандовав ему что-то типа «стоять-молчать-бояться!», и дал душе наполниться окружающим меня духом молитвы, прийти в состояние мира, тишины, сокрушения о собственном греховном естестве и тихой светлой радости о Господе и о Его беспредельной, всё покрывающей Любви!
— Господи! Иисусе Христе! Сыне Божий! Помилуй мя, грешного! — повторял я, чувствуя, что Он меня слышит, любит и, как обычно, милует! — Господи! Слава тебе за всё!