От избушки Шатров сразу двинулся упругим гимнастическим шагом. Арсланидзе торопливо шагал рядом. Лаврухин петушком забежал сбоку, заглянул в глаза новому начальнику:
— Прошу прощенья, но, ей-богу, зря вы, Алексей Степаныч, помянули при рабочих насчет руководства участка. Это знаете какой народ? Им только дай чего-нибудь в зубы, так и пойдут трепать везде. Никакого авторитета не останется.
Шатров замедлил шаг, насмешливо посмотрел на Лаврухина:
— А вы полагаете, Мефодий Лукьянович, что горняки слепые? Могу вас уверить — они прекрасно видят недостатки своих руководителей. И никого вы не обманете, если будете прятаться от рабочих. Так авторитет не спасают. А вот если прийти к ним и честно признать свои промахи, ошибки, тогда можно и от рабочих всего требовать полным голосом.
— Это вы справедливо заметили,— подобострастно сказал Лаврухин,— рабочие очень хитрые, от них ничего не скроешь. Они только прикидываются дурачками.
Арсланидзе захохотал. Под черными усиками блеснули крепкие белые зубы.
— Называется — понял человек. Попал пальцем в середину неба. Эх ты, Мефодя!
Около «Воткинца» копошилась экскаваторная бригада. Крупный старик с разводным ключом в руках лежал между ржавыми гусеницами — подтягивал гайки. Чумазый кочегар подбрасывал в топку огромные поленья. Из трубы экскаватора еле заметно струился дымок. Вокруг -на снегу лежали комья мерзлой земли.
Увидя подходивших людей, старик выбрался из-под машины.
— Никита Савельич, вы? — радостно воскликнул Шатров.
Он был очень обрадован этой встречей: за несколько дней путешествия к прииску вдвоем Алексей успел сблизиться со старым экскаваторщиком, оценить его житейский опыт, прямодушие.
— Я самый, Алексей Степаныч,— отозвался машинист, ласково глядя на молодого инженера из-под мохнатых бровей.— Уж не вы ли к нам назначены начальником участка?
— Я. Сегодня принимаю дела. Будем с вами вместе работать.
— Вот это славно! А я услыхал, на наш участок нового начальника дают, так сразу и подумал: не вас ли? Славно, славно! Но только не взыщите, я к вам сразу с жалобой.
— Говорите, Никита Савельич,— оживился Шатров,— все говорите. Я вас только об этом и прошу. Что надо сделать, чем помочь, обо всем говорите.
— Обижаюсь я на них! — показал Черепахин на Лаврухина. Из деликатности машинист говорил о своем бывшем начальнике в третьем лице.— Крепко обижаюсь. Уехал в округ на совещание стахановцев, вернулся, а в бригаде полный застой. За неделю три тысячи кубов грунта выбросили. Это на «Воткинце»-то! Начал допытываться— узнаю: грунта взорванного не хватало, воду подвозили с перебоями, дрова тоже. Вот уж истинно — пошла Настя по напастям. Больше машину на подогреве держали, чем торфа вскрывали. При мне тоже случалось, не все ладно бывало, но кой-как выкручивались, а тут вовсе вразлад дело пошло. Что же это за порядок? — с обидой в голосе договорил бригадир, поворачиваясь к Лаврухину.
