, рассказывалось о двух последних воинах Света, восставших против неизбежного Конца Мира и порабощения людей их же собственным разумом… Джон заворожённо слушал. Величественные картины представали перед взором его. Стены древних замков из потрескавшегося камня, бесчисленные армии орков и людей, которые простирались до горизонта и уходили за него. И Берен с Лютиэн в кольце врагов, сразившие целые горы этих тварей, бесстрашные, непобедимые, вершащие последний бой этого Мира… К реальности Джона вернул незнакомый голос:
— Всем добрый вечер! Какая замечательная компания собралась тут сегодня! — это вошёл отец Уолтера.
— Привет, пап, — сказал как раз закончивший играть Уолтер. — Это Джон, мой одноклассник и новый друг. Мы тут его, так сказать, сообща приобщаем к прекрасному! Джон, — Уолтер повернулся к нему и, показывая на отца, представил его. — А это мой замечательный отец, мистер Чарльз МакКензи!
— Ну, — немного смутился отец Уолтера, — я думаю, можно и просто Чарльз. Дядя Чарльз, если хотите. Анна меня так давно уже называет.
И мистер МакКензи и Джон обменялись крепким рукопожатием.
— Пап, побудь немного с нами, ты так много интересного можешь рассказать! — попросил Уолтер.
— Ну уж, много, — застеснялся Чарльз, — что-нибудь о музыке?
— Расскажи нам о той замечательной эпохе, когда люди ещё верили, что мир изменится, когда трава была зеленее. — Попросил Уолтер.
— Если ты имеешь в виду 60-е годы, сынок, — медленно произнёс Чарльз, — то ты прав, времечко было действительно золотое, а мир — юн, словно капли утренней росы под восходящим солнцем в горах. О битлах рассказывать не буду, об этом и так написано много книг. Но вот что творилось в мире, в умах людей… Это было время просветления и новых надежд! Помню как мы, находясь примерно в вашем возрасте, ходили в лондонские клубы — Marquee, UFO. Там проводились просто невообразимые хепенинги. Концерты, на которых была самая разнообразная публика, все одевались во что хотели, носили цветастую хипповую одежду, обвешивались самодельными фенечками, сплетёнными из бисера. Люди читали в этих клубах свои стихи, играли какую-то музыку. Причём, в одном конце зала могла играть одна группа, в другом — совершенно другая. И всё это под невообразимые световые шоу, пионерами которых были Pink Floyd. Царила атмосфера любви и товарищества, любой мог подойти к любому и сказать что-то или просто обняться, прочитать свои сочинения, поговорить о философии. И никто ни на кого не смотрел как на ненормального. Можно было всё, всё разрешалось и всё находило понимание. Молодёжное движение было этаким стихийным протестом против истеблишмента, коммерции, потребительского подхода к жизни. Мы верили, что мир изменится, и что вот оно — начало чего-то грандиозного. — Чарльз рассказывал с горящими глазами, голос его был вдохновенен, но вот он сделал паузу, и взор его погас. — Это было давно. Теперь, когда с тех пор прошло уже тридцать лет, при взгляде на современный мир и общество, просто не верится, что такое вообще могло происходить… — Он снова поднял голову, взор его прояснился. — Однако вы меня радуете. Я никогда ничего не рассказывал Уолтеру, не навязывал ему этой музыки, что звучала тогда в сердцах многих людей. Он как-то сам заинтересовался всем этим, нашёл мои старые пластинки, книги, и вот он уже знакомит со всем этим других. Стало быть, тлеющие огоньки надежды, возможно, снова вспыхнут в полную силу!
