— Вставать не собираешься? Рожь завтра начинать пора. Колосья осыпаются. Э, разве это раны. Шкуру только окорябало. Ножом мог, и косой сможешь. Разбойник из тебя вырастет. Еще за решетку угодишь. Не было никогда у нас в роду разбойников, теперь будет. Дед Лукаш убил, так хоть за справедливость. И сбежал в Америку. А ты куда сбежишь? Вон Стах Овсянек — одна только нога, вторая деревянная, а как махает косой. Или Мельчарек, скрюченный точно корень, а возьмет косу в руки, и не заметишь, что скрюченный. Прямехонько, как жердь, идет, а рожь сама перед ним ложится. На жатве забываешь, чего у тебя нет, где болит. Не зарезали ж тебя насмерть. А чтобы боль прошла, размяться надо. Продырявили тебе спину, бок, но руки-то целехоньки. И ноги целы. А для косьбы только руки и ноги нужны. Хорошему косарю и поворачиваться нет надобности. Идет, будто по дороге, а руки сами перед ним летают. Он отдельно, и руки отдельно. Только ноги за руками должны поспеть. Видал, как ксендз на ходу служебник читает? И ты так же, шаг за шагом, полегонечку. Больно, ясное дело. Но пройдешь один ряд, и отпустит боль. Пройдешь второй и забудешь, что в боку дыра. Иисус Христос тоже гвоздями пробит, а сколько тысяч лет висит на кресте? И раны у него не заживают. Да еще на все зло должен смотреть. Думаешь, ему б не захотелось лучше косить, чем на кресте висеть? А как сойти с креста, когда такое его предназначение? Самое трудное начать. Даже если и не порезанный ты, после первого дня все равно как порезанный. Руки, ноги, бока, спина, живого места нет. А разойдешься, потом коса передохнуть не даст. Разве только чтоб на оселке ее направить. Или перекреститься, когда к поздней обедне звонят. Сама тебя будет тянуть, все дальше и дальше. До самого конца. Такая уж она, коса. На косьбе иной раз скорей заживет, чем в костеле. Где б ни болело: на теле, в душе или у родни, в деревне и на всем белом свете. Мужики сколько веков косили, вот и меньше чуяли боль от панов, а не косивши, еще бы как чуяли. Накосишься, так и вдвое больше снесешь, и куда больше простишь. И кто злой, кто добрый, прижимистый, криводушный, узнаешь по тому, как человек косит. И даже когда смерть придет — вроде бы она всего-навсего на жатве косу у тебя из рук и вынет, когда ты притомишься, и докосит вместо тебя эти морги пшеницы, ячменя, ржи. Смотря что вышел косить. Или когда в войну косишь, не так уж она и страшна. А тебя ведь не на войне продырявили, а на гулянке. Небось гуляли — не плакали. Девок лапали — не мертвецов. Водку хлестали — не отраву.
