Шум и паника поднялись неслыханные, кто говорил, неведомый дикий народ напал, кто кричал, обры воскресли и вернулись. Только наутро воеводы выслали погоню и настигли белых росов, многих порубили, многих пленили и отняли товар, взятый разбоем. Тут уж гости Горислава Великого, что пострадали от набега, взроптали и потребовали возмездия серебром или передачи пленных в рабство. Молодой государь был так возмущен, что отдал бы гродненских в неволю, но приехал их князь и стал просить Годислава отпустить пленных домой, мол, набег они совершили по недомыслию и он сам их сурово накажет, а впредь смотреть станет, чтоб не повторилось подобного.
Великий Князь в сомнении был, однако же отпустил разбойников, поскольку не хотел ссориться с белыми росами, купцам же воздал серебром за утраченные корабли и товар.
Показалось ему, варяги несколько образумились после дерзкого нападения и готовы к вольному труду, но на призыв никто не откликнулся и не явился на вечевую площадь, заперевшись на засовы по своим дворам и кораблям. Зато пришел к государю Закон и предложил ему помощь, мол, встань под волю Перуна и волхвы братства в тот же день созовут варягов на вольный труд. Года не пройдет, и не только стольный град — все города парусья оденутся в каменные стены, а Годислава прославят во всех землях подобно прославлению Горислава Великого.
— Встал бы я под волю громовержца, — ответил ему государь. — Перун и мне бог, да не творец он, а лишь казнящая рука творца и владыки Даждьбога, коему мы все внуки. Когда спят боги, не след князю вставать под волю грозы. Буду чтить того, кто сотворил в нас добро.
Путивой набряк и почернел, словно дождевая туча, да еще посохом, напоминающим стрелу Перуна, погрозил с порога:
— Когда спят боги, вольный народ лишь грозы и боится!
И уже отчаявшись, Годислав нанял чудь — племена, обитавшие по берегам Чудского озера. Они были мало пригодными для строительного труда, могли только рыть землю да собирать валуны, однако сметливые от природы, быстро постигали науку. К тому же, полудикие, лесные люди отличались послушностью, не умирали от тоски, были неприхотливы к пище, не требовали богатых даров и, будучи робкими, не смели и думать о разбое.
И пошло бы дело, но оказалось, племя это отягощено пороком — неумеренной тягой к питию хмельного, а волхвы или жрецы Закона тайком стали носить чуди пиво да вино. Великий Князь надзор выставил, приказав никого из перунова братства и близко не подпускать, однако они то на дороге бочонок оставят, то ночью в землю зароют, где строителям предстоит ров копать, А захмелевшая чудь, остатки разума утратив, схватится драться между собой и, случается, до смерти бьется — никому не разнять.
