Дважды в день из недр корабля появлялись слуги, которые приносили большие кувшины с питьем и блюда, чаще всего с зажаренным целиком бараном. Исполин давно отвык от пищи и потому пил только воду или верблюжье молоко и съедал какие-то терпкие, кислые на вкус плоды. Он был без цепей, но не мог свободно передвигаться по палубе, поскольку, сделав даже один шаг в сторону от мачты, нарушал равновесие и вызывал резкую качку пентеры, отчего гребцы сбивались с ритма и снижали ход. Поэтому он вынужден был сидеть на коврах и подушках, обняв меч Краснозоры, и вставал на ноги лишь изредка, чтобы размять застоявшиеся мышцы.
На девятое утро Космомысл не увидел императорских кораблей, хотя еще ночью слышал плеск их весел и барабанный стук. С рассветом они словно растворились в синей туманной дали, на палубах судов артаванской царевны остались лишь гребцы, и наступило необычное затишье. Скоро шесть слуг принесли исполину только что сшитую одежду, вероятно, по разумению македон, богатую, но непривычную — широкие шаровары из многослойного шелка и ярко-синий халат, расшитый золотыми звездами, с кожаным поясом, усыпанным самоцветами. Голенища мягких красных сапог также были украшены золотом и камнями, а на головном уборе, сшитом из синего сукна и отдаленно напоминающем скуфейчатую шапку, кроме топазов и изумрудов сверкала искусно выполненная многолучевая звезда из ограненных алмазов.
Полунощная Звезда!
Когда же взошло солнце, Авездра первый раз вышла из шатра. Ее сопровождали три старца в однотонных, алых одеждах и с длинными, узкими бородами, но, как и все остальные слуги, с обритыми головами. Древние и изможденные, они едва держались на ногах, передвигались только с помощью посохов и щурились от света, словно долгое время сидели во тьме. Пожалуй, четверть часа они молча и бесстрастно осматривали сидящего у мачты исполина, как если бы перед ними было мертвое дерево или гора, после чего убрели на нос корабля и там опустились на палубу, подобрав под себя ноги и обвиснув на посохах.
— Ара, — вымолвил один из них.
Царевна что-то спросила на своем гремящем, как жесть, языке, однако старцы словно не услышали ее, храня молчание и каменную неподвижность.
Спустя несколько минут из шатра появились три таких же ветхих старухи с клюками. Переплетенные алыми лентами, их жидкие седые космы были собраны на ушах, а расчесанные и слегка скрученые пряди привязаны к подбородкам, словно бороды. Так же как и старцы, они обошли Космомысла вокруг, разглядывая со всех сторон, одна из них дотянулась трясущейся, боязливой рукой, потрогала согнутую в колене ногу, а другая долго рассматривала ногти на сцепленных пальцах рук.
