А метаморфозы, происходящие с домом ночью? Наше жилище принимает всё более мрачный и при этом торжественный вид. Из интерьера исчезли все оттенки зелёного, жёлтого, синего, теперь здесь властвуют только красный, фиолетовый и чёрный. Странно, но мы привыкли и к этому. Сегодня, например, мы с аппетитом позавтракали, не обращая внимания на новые чёрные портьеры, скрывшие за собой окна. Несмотря на творящуюся вокруг нас фантасмагорию, мы не утратили ни аппетит, ни вкус к жизни. Пожалуй, каждый из нас мысленно примеряет на себя девиз, близкий по значению к простонародному «авось обойдётся» или «будь что будет».
Ты, наверное, удивишься, но в последние дни я всё чаще думаю о тебе, Мартина. Мне так не хватает твоего присутствия рядом, твоих мудрых советов и ласковых утешений. Я всё больше чувствую себя здесь изгоем; я будто постоянно делаю что-то не так, говорю невпопад, вызываю ухмылки и раздражение. Но почему?
Вопреки моему мнению, в наш круг снова вошла японка. Все обращаются с ней как ни в чём не бывало, даже Козетта, которая и разоблачила убийцу. Эта Сора совершила худшее на свете преступление, предав доверие и любовь близкого ей человека. Ей ничего не стоит предать и нас всех, это очевидно. Но нет! Внезапно все её простили, отпустили преступнице все грехи и даже не упоминают в разговорах её чудовищное злодеяние. Неужели я один считаю, что она – ужасный человек и представляет опасность?
Всё, что я думаю о Кунице, я уже писал тебе. У него на лице написано, что он скрывает какую-то тайну. Я более чем уверен, что эта тайна из того же разряда, что и жуткий поступок Соры, но кто мне поверит? Моё слово ничего не значит для этих людей.
А малышка, которая назвала себя Картинкой? Она единственная выделяла меня из всех, была ко мне добра и внимательна. И что? Не верить рассказанному Козеттой я не могу, но и поверить в это невозможно. Как добрая, кроткая девочка могла превратиться в монстра, способного на убийство?
Всё это имеет смысл только в одном случае: если я сошёл с ума. А ведь я не сумасшедший: доктор говорил, что моя нервная болезнь не связана с ослаблением мыслительных способностей. Она влияет только на память: например, я до сих пор не могу вспомнить, что вызвало ту страшную вспышку болезни, которая поразила меня в отрочестве. Должно быть, какое-то грустное или пугающее событие было тому виной.
Иногда мне снятся белые занавески – знаешь, в моей палате были лёгкие накрахмаленные занавески из белой кисеи. И когда я лежал на своей постели, обессиленный после всех влитых в меня лекарств, я смотрел на эти занавески и думал о нашей реке. Я вспоминал бумажные кораблики с огромными белоснежными парусами, которые мы с тобой мастерили, и невесомую белую пену после бурных дождей, и крылья бабочек, порхающих над самой водой, и твоё белое платье. Примерно тогда мне в голову пришла идея романа. Я был настолько глуп и амбициозен, что решил, будто моему будущему роману предстоит изменить мир. Это я-то, не написавший тогда ещё ни одной строчки! Попросив у доктора Штайлера перо и бумагу, я в тот же день начал писать. Правда, не книгу, а первое из моих писем к тебе. Возможно, со временем из них получится замечательный эпистолярный роман, что-то вроде «Юлии, или новой Элоизы». Если б ты только хоть иногда отвечала мне, милая Мартина…
