Они все были так добры ко мне, так невозможно добры. Лучше бы я никогда не встречала Хину.
В дверь осторожно постучали. Я очнулась от своих грёз. Кто бы это мог быть? Это не Козетта, она стучится по-другому.
– Да? – хрипловато спросила я. Горло щемило.
Дверь приоткрылась и вошёл Куница. С большой тарелкой.
– Принёс тебе пообедать, – улыбнулся он.
Я прислушалась к своим ощущениям и поняла, что мне совсем не хочется есть.
– Спасибо. Я, правда, ещё толком и не завтракала…
Куница обежал глазами комнату, увидел ранее принесённую Козеттой тарелку с почти нетронутым куском пирога, и кивнул.
– Кусок в горло не лезет, да?
Я не особенно радовалась его приходу, поэтому ответила резко:
– Вы можете обо мне не заботиться. Не стоит утруждать себя из-за гадкой убийцы. Я уж тут как-нибудь сама.
Куница и бровью не повёл. Он поставил свою тарелку на комод рядом с той, которую принесла Козетта, а сам подвинул стул и сел.
Всё это время с ногами полулежала на кровати, и мне вдруг стало неудобно, что я валяюсь в таком состоянии перед человеком противоположного пола. Я тут же разозлилась на себя за это чувство: какая разница, что он обо мне подумает?
– Что ты думаешь об этом доме? – вдруг спросил Куница.
С чего это вдруг ему интересно моё мнение? Я усмехнулась и ответила:
– Что он живой.
Думала, сейчас начнутся расспросы о том, что конкретно я имела в виду, но Куница сказал совсем другое:
– Вот и я так думаю.
Тут уже мне стало интересно. Что он имеет в виду?
– Возможно, мы говорим о разных вещах, – предположила я.
Куница дружелюбно улыбнулся, удобно устраиваясь на стуле.
– Нет, скорее всего, об одних и тех же. Мой народ считает, что у всякой вещи есть душа, будь то глиняный горшок или жилище человека. Со всякой вещью нужно подружиться, прийти к взаимопониманию. Она может служить тебе верой и правдой, а может и пакостничать. Партнёрские отношения тоже возможны, – он улыбнулся ещё шире, глядя на меня с явной симпатией.
– Да, в моей стране принято рассуждать о вещах примерно так же, – растерявшись, пробормотала я.
– Ты думаешь, что ты здесь чужая, – став серьёзнее, заметил Куница, – но это не так. Я тоже… скажем так, не европеец. Мы с тобой похожи гораздо больше, чем ты думаешь, – он замолчал.
– И что? – не выдержав тишины, спросила я. Возможно, чуть громче, чем требуется.
– Ну, я стараюсь не делать далеко идущие выводы, – спокойно ответил он. – Просто я хочу, чтобы ты знала: ты не изгой.
– Я изгой, потому что я убийца! – крикнула я. Что я делаю? Наверное, меня было слышно даже внизу…
