Во дворе я высыпаю тол в мешок, который хранится в угольном бункере. Хорошо, что бункер скрыт за глухой стеной станции. Здесь я могу, разувшись, ссыпать свой груз. За несколько недель успел собрать около трех пудов тола.
В эти дни я ни с кем не встречаюсь. Не вижу ни Шурика, ни Машу, ни Жукова. Думаю лишь об одном: скорее, скорее, скорее. Взорвать — и к своим, в лес. Я уже известил Жукова, что взорву станцию в конце марта или, самое позднее, в начале апреля».
13 марта переводчица Зося Вишневская, накинув на плечи шубку, вышла из конторы и по протоптанной в снегу тропинке заспешила к электростанции. Охранники, коротавшие за разговорами часы дежурства, оживились, увидев белокурую польку.
— Шеф требует Сосновского, — коротко сказала Зося.
Один из охранников бросился выполнять приказание. Через минуту Роберт в своих ботинках неуклюже шагал вслед за переводчицей.
— Вы можете не ходить в контору, — не оборачиваясь, сказала пани Зося. — Это я вас вызвала. Слушайте внимательно. Вчера на станцию тайно прибыли немцы из «абвергруппы сорок семь». Это контрразведка. Я подслушала их разговор. Они говорили о вас. Видимо, скоро вас арестуют. Уходите немедленно.
Пани Зося остановилась. Теперь из проходной их не видели.
— Я не знаю, кто вы, — сказала переводчица. — Но я верю вам. Вам кажется странным, что я… Словом, вы, наверно, плохо обо мне думаете. Наверно, мы никогда не увидимся. Прошу вас, не думайте обо мне плохо.
Она протянула Сосновскому руку в лайковой перчатке. От пани Зоей пахло дорогими духами. Рука пани легла в широкую, крепкую ладонь Сосновского.
— Прошу вас, не думайте обо мне плохо! — повторила переводчица.
— Спасибо вам за все, — сказал Роберт.
— Вы славный человек, — сказала Зося. — Еще когда вы впервые пришли к шефу…
Топот сапог прервал пани Зоею. Наряд немецких часовых, чеканя шаг, шел вдоль насыпи на развод.
— Прощайте, — сказала переводчица. — Прощайте. Пожалуйста, не думайте обо мне плохо.
В ЛЕС!
Из дневника Роберта. «Зося Вишневская оказалась права. Мы больше не встретились. Я слышал, что потом она неожиданно исчезла. Я так и не узнал, что заставило ее пойти к немцам. Мы ведь редко встречались. Однажды разговорились после концерта, но это не сблизило нас. Зося чувствовала себя очень скованно. Вероятно, опасалась, что я ей не доверяю. Да, собственно, так оно и было. Я часто вспоминал пани Зоею и надеялся, что мы все-таки встретимся, но этого не случилось.
В тот день, 13 марта, я успел сказать военнопленным, чтобы они все немедленно уходили в лес. Шурика я не увидел, но, к счастью, у столовой встретил Машу и рассказал об «абвергруппе».
