Ночью Шурик и Толя залегли у проволочного ограждения, напротив входа в новый цех. Ждали сигнала. На другой стороне депо, в четырехстах метрах от них, Ленька Холевинский должен был провести «разведку боем», отвлечь внимание охранников.
Вот вспыхнул луч карманного фонарика, раздался тонкий мальчишеский голосок, загремел железный лист, который Ленька бросил на проволоку. Часовые, клацая затворами, побежали вдоль депо на шум. Шурик и его приятель подлезли под проволоку, пригнувшись, скользнули в ворота депо. Там, в темноте, отыскали ящик с канистрами. Вылили керосин на груду опилок и щепок у стены. Насыпали пороховую дорожку. Весело пополз огонек по дорожке. Снова — под проволоку, оттуда ползком по картофельному полю, по огородам. Оглянулись сквозь щели в стенах депо засветилось желтое пламя. Вот оно лизнуло стенки, и враз вспыхнули, затрещали высушенные летним солнцем доски.
Звуки тревоги, звон колокола, рев тяжелых пожарных машин. Ночь была ветреная, доски пылали жарко — через три часа от депо остались груды обгоревшего железа да пепел.
ПРИГОВОР ПРИВЕДЕН В ИСПОЛНЕНИЕ
Из дневника Роберта. «Брутт… Его дом всегда наполнен полицейскими. Комендант труслив. Ночью заставляет шуцманов дежурить у дома. Говорят, у него бывают приступы панического ужаса. Страшит предателя партизанская месть, Он очень набожен, этот трус. По воскресеньям регулярно посещает костел. Случается, ходит туда в одиночку, надев «цивильное», гражданское платье. Брутт, как и многие здешние немцы-колонисты, католик.
Костел, костел… Только здесь мы можем казнить этого полицая.
Я представляю высокие оводы костела, полумрак, терракотовые фигуры святых. Выстрел раздастся здесь гулко, как орудийный залп. Все бросятся к выходу. Начнется паника. Вместе с толпой — на улицу. Людское море растворит тебя. Потом — тихая улочка, сады, заборы. План рассчитан неплохо. И все-таки… Нет, я не могу стрелять в костеле. Не могу оскорбить верующих. «Не убий в храме господнем…» Нет, это не сентиментальные переживания. Я не могу оскорбить их чувства. Я знаю, они простят мой «грех». Они ненавидят Брутта так же, как и я. и все-таки не могу. Пусть фашисты заводят лошадей в храмы, сдирают иконы и стреляют в мадонн. Они считают себя верующими! Мы, убежденные безбожники, человечнее и умнее.
Посоветовавшись, мы с. Савченко решаем привести приговор в исполнение не в костеле, а у выхода, на улице. Это увеличивает опасность, но мы идем на риск».
