Падение Рима | страница 28
Ужасная боль снова пронзила виски Плацидии и отдалась в правую часть затылка. Императрица откинулась и застонала. Антоний, оказавшийся здесь, попросил одного из её слуг, более могучего, чем остальные, грека, подать ему лёд. Ульпиан сменил на голове императрицы повязку, и тут вошёл вместе с лекарем Евгений.
Пока врачеватель колдовал над больной, царский помощник спросил смотрителя дворца:
— Ничего нового не узнал?
Евгений сразу смекнул, что имеет в виду хитрый евнух... Но ответил, как бы ничего не понимая:
— Узнал... — и увидел, как насторожился корникулярий, вернее, насторожились его глаза, превратившиеся из серых в тёмные. Но продолжал говорить, как ни в чём не бывало: — В сенате снова поднимался вопрос о полномочиях нашей повелительницы... Петроний Максим ссылается на её повторяющуюся болезнь... Но, слава Богу, среди оптиматов есть разумные люди, и его пока не поддерживают.
— Об этом, Октавиан, я уже знаю. Я ведь спрашиваю тебя о другом... — И, узрив по лицу Евгения, что тот больше ничего не скажет, снова спросил: — А в какого Бога ты веруешь, препозит?
— Как в какого?! — удивился смотритель. — Как и ты, наша повелительница, император Валентиниан, молодая Августа — в Вездесущего Зиждителя нашего. Разве не так?..
— Да, так. Но всегда ли ты верил в него?
— Всегда.
— А я, представь, — нет... В Александрии вместе с Джамной я поклонялся богу Митре, хотя мать у Джамны была иудейкой...
— Мать-иудейка у этой чернокожей рабыни?!
— Ну, положим, что у этой рабыни не чёрная кожа, и тебе это хорошо ведомо... А Джамну я не только знал, но и состоял с ней в интимных отношениях. Мать у неё — еврейка, она рано умерла, а отец — нумидиец из Африки, покинул сей белый свет, когда дочери едва исполнилось двенадцать лет... С этого возраста я и знаю Джамну. Тогда я был здоровым и привлекательным мужчиной...
— Вот так новость! — воскликнул смотритель дворца.
— Да, новость... А поделился я с тобой ею, так как нам вместе спасать свою госпожу. Без неё погибнем и мы... Поэтому мы должны быть откровенными между собой, — упрекнул евнух препозита.
«Ишь ты, об откровенности заговорил... Только где она была раньше, эта твоя откровенность?! Помнится, как ты старался заводить против меня всякие интрижки... Верны твои слова о том, что без своей госпожи погибнем и мы... И следовало бы нам быть откровенными друг с другом, но откровенничать с тобой, кастрат, всё же погожу...» — быстро промелькнуло в голове Евгения.