Это была последняя мысль, прежде чем я обессиленная погрузилась в беспокойный сон.
Все повторялось, я вновь летела с огромной высоты, но произошли и некие изменения. В этот раз в мой сон ворвалось все, что происходило со мной до этого дня. Я падала с бесконечной высоты, которая была моим прошлым. Мелькали эпизоды из детства, юности. Мимо пронеслись образы счастливых родителей, затем морг. Призрачные дети, водящие хоровод и несколько окровавленных крошечных телец в мусорном ведре, рядом с гинекологическим креслом. Тома рядом с Федей, на руках у которого был новорожденный ребенок. Больница, елка, снег… Приземление. Именно приземление, а не удар о землю. В этот раз я удачно приземлилась в чьи-то сильные руки, что не разбудило меня, а позволило досмотреть сон до конца.
Шок, то, что я испытала, когда разглядела мужчину, который сумел меня поймать. Мое хрупкое тело было полностью во власти сильного мужчины с серыми добрыми глазами. Павел крепко держал меня, с силой прижимая к груди, словно боясь уронить.
Я проснулась. Проснулась не от шока вызванного резким падением, а от ощущений безграничной защищенности, тепла и комфорта. Мне так спокойно не было очень давно, разве что в те моменты, когда я видела своих родителей в состоянии эйфории.
Медленно открыв глаза и постепенно отходя ото сна, я стала ощущать холод. Меня морозило, но в то же время я чувствовала, что все постельное белье подо мной мокрое от пота.
Посмотрев по сторонам, я отметила, что нахожусь в полном одиночестве и полной темноте. На привычном месте у моей койки не было Павла. Не могу сказать что расстроилась по этому поводу, но разочаровалась так точно. За последние несколько недель первое что я видела, когда приходила в себя – серые глаза, а сегодня их нет.
Их не было и на следующий день, но только на третий я решилась задать мучивший меня вопрос:
- А куда девался мой лечащий врач?
Юная медсестра, которая на протяжении нескольких месяцев являлась правой рукой Павла, не промолвив ни слова, спрятала от меня печальные глаза, и поспешно оставив разнос с лекарствами на тумбочке, покинула мою палату.
Звать ее и кричать вдогонку, у меня сил не было, но ее поведение заставило меня разнервничаться.
До ее следующего визита, я не могла найти себе места. Голова впервые за долгое время была занята не мной любимой, а Павлом Олеговичем. Три дня, целых три дня, я не наблюдала его в своей палате. Три долгих дня я не слышала его настойчивого – «Все у тебя будет хорошо». Три дня никого не волновало, как я провела ночь, как себя чувствую, ведь все были уверены, как и я сама – хуже не куда, так зачем же интересоваться? Целых три дня никто не пытается вывезти меня на улицу, или хотя бы заставить дышать свежим воздухом при помощи раскрытого настежь окна. Уже три дня я так одинока, как всегда считала, но только сейчас поняла насколько ошибалась.
