Раньше все невзгоды мне помогал пережить любимый человек. Все плохое, как и хорошее, в моей прежней жизни делилось надвое и постепенно растворялось в любви и заботе, ласке и внимании любимого мужа. Он поддерживал и утешал, заставлял верить в лучшее и надеяться на светлое будущее, а сейчас?.. Что у меня осталось сейчас?
Огромное желание остаться наедине со своими мыслями заставило меня коротко и ясно произнести то, чего так вожделенно ждал пока еще – мой муж.
- Я вас благословляю, – четко проговорив каждое слово, я демонстративно отвернулась к стене.
– Спасибо, родная, ты у меня самая лучшая.
Слова Федора были пропитаны облегчением и некой благодарностью, но почему-то от второй половины сказанного мне стало тошно. Как можно одновременно быть заботливым мужем и самой законченной свольчью-эгоистом?
Я почувствовала, как его рука на секунду коснулась моей головы, затем последовали удаляющиеся шаги и глухой стук двери. Видимо, полностью удовлетворенный моим ответом супруг, решили удалиться. Оставив, наконец, меня в покое.
В полной тишине скромной одноместной палаты, я полностью предалась воспоминаниям о моей жизни – «до», ведь «после» не будет, и нет смысла заглядывать даже мысленно в будущее. Прошлое у меня не отнимет даже смерть; это то, что остается со мной до конца; это то, чем я обладаю всецело и навсегда.
Прошлое…
Часть первая Прошлое
… – Шуруп, а ты пойдешь завтра на пляж, или с книгами просидишь, как обычно?
На меня умоляюще смотрела Тома, девчонка с ровными средней длины волосами цвета соломы, яркими веснушками и глазами слабо заваренного черного чая. Моя одноклассница, а по совместительству – лучшая подруга.
Шуруп – это я. Уменьшительно ласкательное от Александра. Мое прекрасное имя долго склоняли, прежде чем остановились на этом варианте, который на протяжении нескольких лет уверенно держит свои позиции.
- Том, я еще не знаю, – проблеяла я.
- Ты никогда не знаешь. – Тома кинула свой испепеляющий взгляд на смирно стоящий у окна письменный стол, с лежащей на нем горой книг. – Они никуда не денутся!
- А пляж – может деться?
- Да, он тоже никуда не денется, но ведь так нельзя! Тебе только семнадцать, а ты ведешь себя как взрослая тетка-заучка. Тебе ничего не интересно. Тебя с трудом можно вытащить вечером во двор, не говоря уже о дискотеке какой. Ты до сих пор нецелованная! О чем еще можно говорить?!
Подруга произнесла это «нецелованная» – как самое ужасное из всего, что только могло со мной случиться. Для Томки, которая с тринадцати лет каждые выходные меняла парня, это, возможно, и был самый настоящий кошмар, но не для меня. (К тому же я все-таки – «целованная», но об этом потом).
