— Да, — тихо отвечаю я, возвращаясь на свой стул. Настроение у меня уже испортилось.
Я наблюдаю, как он разбивает два яйца на хлеб в форме лодки, себе и мне, и ставить их в духовку. У него большие сильные руки, на них вытатуированы звезды. Я вспоминаю, как эти сильные, загорелые руки бродили по моему телу, и сама мысль возбуждает меня, заставляя захотеть, чтобы он опять оказался внутри.
— Ты не часто сам готовишь, не так ли? — спрашиваю я.
— Почти совсем не готовлю.
— И что же происходит со всей едой, которую ты не успел съесть?
Он небрежно пожимает плечами.
— Думаю, Ирина забирает ее к себе домой.
Я киваю, по у меня по телу проходят мурашки. Когда я попросила его об одной ночи, мне даже не прихошло в голову, что у него может быть девушка. Я все время видела его одного и наивно полагала, что у него никого нет. Неужели у меня только что был секс с чьим-то парнем?
— А кто такая Ирина? — как бы небрежно интересуюсь я.
Он хмурится.
— Моя домработница.
— Какого рода?
— Все сложно.
— Сложно, потому что она твоя девушка?
Он удивленно поглядывает на меня.
— Нет, у меня никого нет.
Получить от него какую-либо информацию, словно выдавливать воду из камня, но его ответ вызывает у меня облегчение, мне странно, что я так реагирую. Он открывает морозилку и достает бутылку водки Tovaritch — любимую марку моего отца. Поставив локти на гладкую холодную поверхность, я упераюсь подбородком в ладони, наблюдая, как он наполняет две маленькие стопки.
Он ставит их на стол передо мной.
— Я не хочу пить, — говорю я.
— Хочешь, я дам тебе сырое яйцо?
Это русская традиция. Если вы не хотите опьянеть, то перед началом стоит выпить сырое яйцо. Я отрицательно качаю головой.
— Выпей залпом и выдохни, — советует он.
— Поняла, — говорю я и беру стопку.
— Vsego khoroshego! — добавляет он.
Я останавливаюсь с поднятой стопкой. Его слова могут означать «Всего наилучшего!» или же «До свидания».
Он видно понял причину моей нерешительности.
— Всего наилучшего, — говорит он по-английски.
— Всех благ, — вторю я ему, хотя мне кажется, что это не так. Мне кажется, он прощается со мной таким образом. Я опрокидываю рюмку, водка плавно скользит вниз по горлу.
Он открывает духовку и вкусный запах горячего хлеба наполняет кухню. Мы садимся за стол и начинаем есть. Мне кажется он больше наблюдает как я ем, нежели ест сам.
— Ты не проголодался? — спрашиваю я.
— Я проголодался, но не по еде.
Когда я закончила с Khachapuri, он накладывает мороженое в две пиалы.
