ощущение тонкой, но поразительно крепкой связи на уровне выше
тривиального родства по крови…
— Ну, и что было потом?
Маленькая эльфа охотно продолжила рассказ:
— Она была такая желтая-желтая! И она залетела и села на шкаф.
— И что?!
— И стала смотреть на меня — вот так!..
Она склонила вбок голову и несколько раз хлопнула глазами, показывая,
как именно смотрела желтая птичка.
— И?!..
— Я захотела ее поймать — я хотела взять большой стул, на котором ты
обычно сидишь, но он был такой тяжелый! Я его только подвинула чуть-
чуть и дальше не смогла…
Нетерпеливый голос — уже другой — снова позволил себе вмешаться в
беседу:
— Кравой! Тут все горит!
— Да иду уже, иду!!! — он снова обернулся к дочке. — Так что там было
дальше?..
— Тогда я залезла на нижнюю полку, а оттуда на среднюю, а потом на
верхнюю, и… — эльфина опустила глаза и виновато засопела, — в общем,
я разбила ту красивую вазу, которая стояла на шкафу…
Кравой нахмурился.
— И ты пришла сюда, где все горит, только для того, чтобы мне все это
сообщить?
Крошка кивнула, не поднимая глаз. Жрец солнца несколько мгновений
внимательно, почти с удивлением смотрел на дочь; языки пламени то и
дело выхлестывались из костра, пытаясь достать до его спины.
— Молодец! — заключил наконец он. — А что птичка?..
— Она улетела…
— Кравой! Тут твоя мантия загорелась!!! — отчаянно донеслось из-за рева
огня.
Жрец солнца поднялся в полный рост, с досадой вздохнул, затем слегка
развернул голову в сторону, откуда только что кричали.
— Тогда сделайте так, чтоб я вас долго искал! — крикнул в ответ и,
развернувшись, чтобы идти вглубь храма, ворчливо добавил себе под нос:
— Вам только ежей в тазу пасти, а не в храме служить...
Его взгляд упал на все еще стоящую перед ним девочку — открыв ротик от
удивления, та с интересом наблюдала за родителем. Жрец солнца
смутился.
— Никогда так не говори, мое перышко. Хорошо? — поспешил исправиться
он.
Эльфина послушно кивнула; на ее личике застыло сосредоточенное
выражение, губки чуть заметно шевелились, тщательно запоминая то, чего
не нужно было говорить.
Кравой ласково подтолкнул дочь к выходу и, проследив, что она ушла, развернулся в сторону полыхающей подсобки; выражение его лица было
уже совсем иным. Решительно и быстро подойдя к месту, где бушевало
пламя, он остановился, наклонив голову и строго глядя перед собой
странно потемневшим взглядом. Губы коротко прошептали что-то;
выставив ладони вперед, он медленно, твердым шагом двинулся на языки
пламени. Огонь хаотично заметался, потом свернулся, точно змея, и с
