— Не будет этого, запомни! — властно сказал он жене. — Хватит того, что ты меня опозорила на весь Кавказ, а дочку позорить не дам.
«Позор» же заключался в том, что подруга давно перестала носить бриллианты и богатые ювелирные украшения, подаренные ей мужем. Словом, она оказалась отступницей в той языческой среде, где на всё свои табу и предписания: в чём прилично и престижно появляться на приёмах и какие нынче в моде меха и духи. Муж подруги даже радовался, что жена не ходит с ним на светские приёмы, страшась увидеть рядом с собою «нищенку».
Между тем Елена уже окончила школу и теперь то готовилась поступать в семинарию, то бросала учебники, повторяя уныло:
— Папа всё равно ни за что не разрешит!
— А ты готовься, доченька, за послушание, — убеждала мать. — Так батюшка благословил.
Сколько же они молились тогда преподобному Сергию Радонежскому, выучив акафист святому почти наизусть!
До начала приёмных экзаменов оставалось четырнадцать дней, когда Елене приснился преподобный Сергий и сказал: «Иди ко мне». Снам Елена не доверяла и потому выкинула сон из головы. А 18 июля, на день обретения мощей преподобного Сергия Радонежского, в их город вошла кавказская война. Возле их дома разорвался снаряд, застрочили автоматы, и люди в панике хлынули в аэропорт. Самолёты брали штурмом, швыряя пачки долларов. И отец Елены заплатил немыслимые деньги, чтобы мать с дочкой улетели в Москву.
— Увози дочку, — кричал он жене срывающимся голосом, — хоть в семинарию, хоть на край света, лишь бы дочка осталась живой.
Елена улетела в Москву, в чём выбежала из дома — в одном сарафанчике. Других вещей у неё не было. И уже в самолёте она простудилась так сильно, что слегла с температурой под сорок. Готовиться к экзаменам она была не в силах, благо, что за послушание старцу изучила учебный материал заранее. Но к главному экзамену по пению она была фактически не готова. То есть музыкой Елена занималась с детства, могла пропеть с листа любую вещь и даже объехала пол-Европы, солируя в детском хоре. Но православную музыкальную культуру не усвоишь вне храма, а в церковь отец запрещал ей ходить.
Помню, как возмущали меня эти запреты и я убеждала подругу, что ребёнок всё же должен ходить в храм, пускай и тайком от отца.
— Ты совсем как моя Еленка, — возражала она. — Та тоже мне говорит: «Папа ничего не узнает. Я ему с три короба навру — на дискотеку пошла, то-сё». А зачем мне такой ребёнок, который врёт, не стесняясь, в глаза? Я ведь спрашивала батюшку, как поступить, а он велел жить по заповеди «Чти отца своего…»
