Спускаться было на удивление легко — я даже почувствовала себя главным героем романа «Тарзан, приёмыш обезьян», пока карабкалась вниз по виноградным лозам, а до моих ушей из церкви доносился хор ангельских голосов. Несомые на волнах ревущего органа, слова церковного гимна были отличным подспорьем моему отважному бегству:
"Praise to our God; the vine he set
Within our coasts is fruitful yet;
On many a shore her offshoots grow
Neath many a sun her clusters glow."
Насвистывая мелодию гимна себе под нос, я невозмутимо пробиралась по стене в дальний угол школьного здания.
Насколько я помнила, кабинет заведующего находится в западном крыле. Благополучно миновав домик привратника, я продолжила свой скалолазный путь.
Воскресенья, подумала я, просто созданы для детективной работы. Все вокруг уверены, что Правосудие подождет (по крайней мере до тех пор, пока не опустеют стены церкви) и виновные даже не думают сильно скрываться.
Не встретив ни души, я, словно была невидимкой, проскользнула на лестницу № 3.
Кабинет находился именно там, где, как я помнила, он и должен быть, с надписью «В.О.Г. Деннинг» на аккуратной табличке, прикрепленной к двери.
Мне едва не стало дурно, когда я вспомнила, что должна была прийти сюда с ключами мистера Деннинга, найденными в кармане его брюк. Однако… быть может, человек из администрации школы не нуждается в том, чтобы запирать свои двери — уважение к его должности само по себе служит надежнейшим дверным замком. Но даже если он задвинул засов, я всегда могла расчитывать на свое умение открывать запертые двери, за что была безмерно благодарна Доггеру — это он дал мне несколько полезных уроков. Согнутая пополам вилка, утащенная из столовой, или прочный кусок проволоки, вытащенный из дымохода — в умелых руках они могут стать таким же хорошим средством, как и Йельский ключ. Впрочем, я могла не беспокоиться — дверь отворилась сразу, едва я к ней прикоснулась, и в следующее мгновение я уже заперлась в кабинете заведующего — быстрее, чем вы бы успели сказать «Плюнь!».
Моя предосторожность была пустой тратой времени. В этой комнате личных вещей было не больше, чем в склепе. За исключением покрытой желтокоричневыми пятнами прошлогодней открытки на Рождество (она лежала открытая на подоконнике, была адресована «Дорогому мистеру Деннингу» и подписана Норой Уиллетт из «Баттерсийского дома собак») в этой комнате не было ничего личного — только кровать, письменный стол и стопка покрытых пылью школьных учебников. В ящиках стола я не обнаружила ничего, кроме красного карандаша, линейки, ножниц, резинового ластика, коробочки канцелярских кнопок и ложки.
