Для военных медиков он, однако, оставался необъяснимой, но неопровержимой реальностью. Потому что делал то, что невозможно было понять, но и отрицать было невозможно. Как сегодня ночью…
Небо посветлело. Лэнд ровер Ларкина умчался в пустыню и давно скрылся за барханами. А в приемных модулях приходили в себя солдаты, полтора часа назад умиравшие от осколочных ранений, а сейчас нуждавшиеся только в регулярных перевязках и паре недель на реабилитацию.
Ларкин никогда не объяснял, как он оперирует, каким образом работает. Но никогда и не отрицал, что делает то, что не под силу обычным людям. И у него были ученики. Он не собирался уносить свои умения в могилу. Он честно говорил, что учить может только тех, кто наделен способностями, до сих пор не исследованными, однако очевидными для любого, кто тоже ими владеет.
Разумеется, ему задавали вопросы о том, а почему, собственно, способности не исследованы? Почему они не исследуются? Очень резонные вопросы в отношении ученого, чьи работы стали настольной книгой для большинства гематологов. А Ларкин не менее резонно отвечал, что гематологии ему вполне достаточно. Хватит на всю жизнь и перейдет по наследству ученикам. Кровь — безграничное поле для исследований, и заниматься ею куда интереснее, чем изучением собственных талантов. Сравните масштаб, и сами поймете: талант дан единицам, а кровь есть у всех.
Талант был дан единицам. И отсюда начинался целый комплекс причин, по которым Майкл до сих пор не рассказал Занозе про Ларкина. Несмотря на то, что услышал о нем впервые почти полгода назад, в самом начале службы, а вскоре после этого познакомился лично.
Обстоятельства знакомства были паршивыми — Ларкин при других не появлялся — но не чудовищными, не такими, как этой ночью. Двое смертельно-раненых, помочь которым можно было лишь облегчив смерть. Тогда он и явился. К облегчению, хоть и не радости, всех врачей. С Ларкином были Фуччо и Хибу, они втроем на полчаса закрылись с ранеными в операционной, а когда вышли, оказалось, что смертельные ранения чудесным образом стали легкими ранами. Фактически, царапинами. Перевязать — и можно возвращаться в строй.
Майкл был подготовлен, наслушался рассказов госпитального контингента, и, верный себе, разыскал все легенды, какие сумел, с учетом ограниченного доступа к местным источникам информации. Он все равно удивился. Слышать о необъяснимых явлениях и увидеть их подтверждение — вещи разные. Но он был подготовлен. Не только рассказами о Ларкине. И не только потому, что довольно глубоко увяз в теме исследований паранормального. Он был свидетелем того, как три года назад, на свадьбе брата, на вечернюю молитву пошли полтора десятка неверующих, а то и просто атеистов, вышли же из часовни… мусульмане. Не сдвинутые, Заноза сказал «без радикальных закидонов», и это была подходящая формулировка, но верующие. Не то, чтобы другие люди, однако изменившиеся.
