…Присутствие Хасана на молитве в самом деле превратило формальную церемонию в настоящий обряд. Хорошо, что вышло именно так, но Занозе стало не по себе даже на расстоянии полусотни метров от часовни (как в большинстве отелей, здешняя была универсальной и подходила для церемоний любой конфессии). Он почел за благо вообще убраться с территории, на которую распространялось влияние обряда. Как и ожидалось — за декоративной оградой отеля неприятные ощущения как рукой сняло. А вот чего он не ожидал, так это обнаружить, что Майкл тоже не пошел на молитву.
— Ты настолько воинствующий атеист, что вообще религиозных проявлений не переносишь? — спросил Майкл.
Спросил в шутку. Вроде бы.
— Просто нужно проветриться, — отмахнулся Заноза.
— А можно подумать, будто тебе от молитвы нехорошо.
— Это кому можно такое подумать? Религиозные гости все в часовне.
— Есть еще и суеверные, знаешь ли. И просто наблюдательные.
Вот когда Заноза возблагодарил Аллаха и всех нелегальных богов за то, что Хасан в обязательном порядке велел ему вести себя на свадьбе по-человечески и есть человеческую еду.
— Там будет не меньше десятка внимательных старух, которые не способны пройти мимо мальчика твоей комплекции и с твоим цветом лица, не попытавшись накормить его. Шведский стол не спасет, ты от них не улизнешь и не спрячешься. Так что лучше один или два раза сдаться и поесть, чем привлекать внимание категорическим отказом от пищи.
Слово «старухи» Заноза счел излишне резким — «пожилые женщины» звучало значительно лучше и подходило достойным дамам значительно больше, но в остальном Хасан как в воду глядел. И он был прав — лучше было сдаться. Что Заноза и сделал.
Это потребовало усилий, потребовало затрат крови, но с учетом Майкла — здесь и сейчас — оправдало себя полностью. Нерелигиозный и несуеверный парень был очень наблюдательным. Чересчур. Хорошо, что у него нашлось мало материала для наблюдений. Всего-то лишь дурнота, накатившая на Занозу с началом молитвы.
Простое совпадение.
Но, пожалуй, в ночную смену Хасан возьмет Майкла раньше, чем любого другого из сотрудников-людей за всю историю «Крепости».
За три года, прошедших с памятного ноября, со дня личного знакомства с мистером Намик-Карасаром и с Занозой, Майкл узнал о людях больше, чем за всю предыдущую жизнь. Отчасти, конечно, потому, что повзрослел — между семнадцатью и девятнадцатью взгляды на жизнь заметно меняются, — но в основном потому, что научился видеть мотивы человеческих поступков и понимать, каких последствий люди ожидают от своих действий.
