— Базара нет, Александр Викторович.
— И еще. Про «Вегас» знаешь что-нибудь?
— Типа город?
— Типа казино. Или игровые автоматы. Где-то на Соплевке или рядом с ней.
Бэха задумался.
— Есть пара бывших игровых залов, которые ваши прикрыли давно еще… Но в одном пивнуха сейчас, во втором магазин. Викторович, ты же знаешь, они осторожные сейчас. Где-нибудь на хате может даже играют. Вывески никто не вешает, вход только для своих. Но я про такой не слыхал даже. «Вегас», говоришь?
— Своих пацанов поспрашивай. Прямо сегодня. Придумай что-нибудь. Например, человечка ищешь, который тебе бабло должен, и слышал, что он в «Вегасе» иногда отирается… Не мне тебя учить.
***
— Я вам еще раз, блин, говорю, вечером в воскресенье я в кабаке был!
— Кучеряво живешь? По кабакам шарахаешься, потеря потерь?
— Хватит меня так называть.
Сечин выдохнул ему в лицо дым и повторил:
— Потеря, б… дь, потерь.
Потеря сжал зубы, но он был не в том положении, чтобы показывать характер. Он сидел в наручниках в камере для допросов, и не самая приятная в его жизни беседа с полицией продолжалась уже больше часа.
— Послушайте. Я в натуре говорю. Условку отмечал.
— Шикардос. Целых пять дней ждал? Типа выдержка или воздержание? Или что?
— Сказал же, работа у меня. Грузчик я. Конец недели, начиная со среды, у нас самые хлебные дни. Никто ж в понедельник не переезжает?
— А воскресенье?
— Ну вот я отработал — и вперед. В понедельник выходной. У нас по понедельникам обычно работы никакой, отдыхают все.
— С кем был?
— Говорил же уже, блин!
— Надо будет, будешь как попка-дурак повторять снова и снова, — рявкнул Сечин. Снова выдохнув дым в лицо Потере, он пододвинул ему лист бумаги и ручку. — Пиши всех, с кем квасил. Имена, фамилии, телефоны.
— Я что, телефоны наизусть помню? Я свой-то не знаю. Там 11 цифр, блин.
— Пиши, что помнишь, там разберемся.
— Слушайте, в кабаке камеры наблюдения есть. Сам видел. На входе, в зале одна висела. Около туалета вроде тоже. Проверьте по записям!
— Пиши.
— Мы часам к семи пришли туда и давай квасить, а выползли оттуда на рогах уже часа в два или три ночи, когда кабак закрывался…
— Пиши, — гаркнул Сечин. Потеря набычился и принялся заполнять бумаги неровными каракулями. Сечин докурил. Потеря попросил сигарету, но Сечин проигнорировал его — не в первый раз — и сделал заход с другой стороны:
— Самохина ты недолюбливал, да? Два раза тебя закрывал.
— Меня и следак закрывал, и опера, там много народу было, — огрызнулся Потеря. — И что теперь, мне мстить всем? Я пока с башкой дружу. Тем более, тут мне условку дали. На кой мне нужно нарываться на новую ж… пу, если меня отпустили?
