Комедия Чернильницы | страница 4
Нашед с Псишеей радости любовны,
Амур в чертог слетал с полнощной тьмой,
Тем от прелестной зрак скрывая свой.
И стал ту терзать сомненья злобны.
Ласкаяся узнать, кого в ночи сретает,
Светильник масляной Псишея возжигает,
Крадется к спящему, черты прекрасны зрит,
И восхищенна оными стоит.
Внезапну у нея светильник накренился накренился,
И, каплей обожжен, Амур, стеня, сокрылся.
Псишея, бедная, вернуть его смогла,
Когда за ним вселенну обошла.
Любовь! Светильник Разума туши,
Брегясь невзгод, презлобных для души.
Алегория мила, но нисколь не объясняет Ваших дерзостей.
АЛЕКСЕЙ
Не Вас ли, сударыня, называют душою светского общества, столичною Психеей? К чему, позвольте спросить, призывает Вас сей пиит?!
АВДОТЬЯ ГАВРИЛОВНА
Я чувствую себя безвинно оскорбленною Вами. Мне неизвестен стихотворец, скрывающийся под именем Оливэр.
АЛЕКСЕЙ
Я не верю Вам.
АВДОТЬЯ ГАВРИЛОВНА
Что же надобно Вам, чтобы удостовериться?
АЛЕКСЕЙ
Немедленный брак со мною, тайный или явный, как Вам заблагорассудится.
АВДОТЬЯ ГАВРИЛОВНА
(топнув ножкою) Вы смеете навязывать мне свою волю?! Любовь Ваша докучлива, как трактат о благонравии! Покиньте меня незамедлительно!
АЛЕКСЕЙ
Я переверну вверх дном обе столицы, но шпага моя настигнет дерзкого, который осмеливается встать между нами! Прощайте, сударыня!
Убегает.
Картина 4.
Авдотья Гавриловна в досаде швыряет на по перчатку с трюмо. Затем смотрится в зеркало и успокаивается, примеряясь, где наклеить мушку.
АВДОТЬЯ ГАВРИЛОВНА
Вот жестокое ослепление ревнивца! Я ли не отвергла ради него стольких воздыхателей? Одно это должно было убедить безумца. Однако же меня начинают тревожить его слова при прощании… Надобно оберечь его от ложного шага. Положительно мне должно предостеречь невинного, на которого пало его глупое подозрение. Зная же суть недоразумения, тот разрешит его с Алексеем в своих интересах, не доведя до дуэли. Убедившись же, что подозревал меня напрасно, Алексей поймет вину свою передо мною…Решено! (На этой фразе она решительным жестом прилепляет на щеку мушку, которую всячески примеривала на протяжение всего монолога). Но однако же, как я могу предостеречь сама не зная — кого? Новая трудность — прежде надобно вызнать, кто укрывается под псевдонимом. Начинаю подозревать, что это будет не так-то просто сделать — если некто желает остаться неизвестным, то, вероятно, имеет на то причины. Мне вить надобно не только вызнать инкогнито, но и опередить Алексея, которому я хочу дать урок за его несносную ревность. Все же я попробую.