— Это стоит четыреста долларов, — сообщил я ему. — Наличными, в любой твердой валюте, какой пожелаете.
— Его превосходительство может быть щедрым. Но он может и выразить свое неудовольствие.
— Я сказал: четыреста. Здесь и немедленно.
— Вы мне не указывайте, сколько нам платить! — взъелся Хертер. — Я буду жаловаться на вас!
Я криво усмехнулся.
— Кому? В международный союз транспортной авиации? В швейцарскую торговую палату? Мы не входим ни туда, ни туда. Мы вообще никуда не входим. Платите и катитесь к чертям.
Он был на шесть дюймов выше меня, мне следовало бы это учитывать.
— Если вы не заплатите, — заявил я, — я сделаю так, что история с этим разбившимся самолетом появится на первых полосах всех европейских газет. Через сутки вас облепят иностранные корреспонденты, а это такой прожженный народ! Они умеют задавать вопросы и выуживать информацию. Через два дня они или докопаются до сокровищ, или их закопают так глубоко, что вы не доберетесь до них и в следующие десять лет. Значит, мой пилот напишет вам расписку в получении.
Он был готов или взорваться, или ударить меня. Я был не прочь столкнуться и с тем и с другим вариантом. У меня было настроение подраться или поскандалить на стоянке самолетов — к возмущению и осуждению законопослушных граждан. Но что бы ни сделал Хертер, он все равно собрался платить.
Очень медленно он залез во внутренний карман пиджака и достал такую пачку денег, которой можно было бы заткнуть выхлоп авиационного двигателя. Затем он отслоил несколько бумажек сверху, дважды пересчитал их и протянул — протянул так, словно передавал шпагу.
Это были доллары США: десять сотен, две полсотни и две десятки. Щедро довольно-таки. Я обратился к Роджерсу:
— Напиши расписку в получении. Его превосходительству навабу Тунгабхадры. На тысячу сто двадцать долларов. С благодарностью. Подпиши и передай мистеру Хертеру.
Я развернулся и направился к «мерседесу».
Заднее стекло было опущено, и я подошел к нему. Из тьмы в окошке показалось худощавое лицо наваба.
Я улыбнулся ему и нагнулся, положив руку на окно. Мисс Браун лишь угадывалась в глубине машины — очертаниями и по слабому запаху духов в тихом вечернем воздухе.
— Надеюсь, вы получили удовольствие от полета, ваше превосходительство, — сказал я, улыбнувшись сверх меры доброжелательно: мол, как это я, да чтобы оскорбить наваба?
Он что-то буркнул.
— И я надеюсь, вы найдете свои сокровища, — добавил я и выпрямился.
— Подождите минуточку. — Лицо его было нахмуренным. — Так мистер Китсон говорил вам, значит?
