– Я вам отдал письмо, прощайте же, сказал Артур, раздосадованный навязчивостью старухи, и пошел к двери. Несмотря на его нелюбезность, г-жа Беккер проводила его с улыбкою и поклонами.
«Это просто невозможное дело!» повторяла про-себя старуха, оставшись одна. А надобно постараться; против этой печати ничего не скажешь, хоть и знаешь, что труды пропадут понапрасну. С этой Кларою Штайгер никак не сговоришь, да и с отцом её, старым дураком, тоже. Чего, еще и забраться к ним трудно: догадаются, в двери не пустят. С какой же стороны подойти к ним, чтоб не догадались? Да, вот, ведь и позабыла: старуха Вундель – соседка их, ведь живет из дверей в двери, в одном этаже. Надобно будет зайти к ней: может-быть, и удастся познакомиться с глупыми этими нищими».
С досадою на себя, сел Артур в экипаж, которому велел подождать у ворот. «Я не предполагал, чтоб дело шло о вовлечении в бездну еще невинной жертвы» думал он. «Какие гнусные интриги и происки начнутся теперь! Зачем я передал это письмо? Но ведь завтра, все-равно, получила бы она его от почтальона. Да, гадкия дела делаются иногда на свете!»
Он велел ехать в Кирпичную Улицу и остановился у дома, где жил Штайгер. Артур шел к нему советоваться о рисунках для переводимого стариком романа. Но почему же он выбрал для своего посещения именно этот час, когда, по словам отца, Клара возвращается домой? У него был предлог: Штайгер говорил, что от двенадцати до часа отдыхает; потому, говорил себе Эриксен, я не могу выбрать другого времени, чтоб не помешать ему работать.
– Посмотрите-ка, какой гость идет к Штайгерам, сказала вдова Вундель дочерям, увидев Эриксена в полурастворенную дверь.
– Да ведь Клары нет дома, отвечала старшая дочь.
– Да ведь ты не то думаешь, глупая; видишь, какое у него солидное лицо. Такой человек не станет волочиться за танцовщицами. Вот сама услышишь, зачем он идет; а я уж вперед знаю: к старику Штайгеру он идет, требовать, чтоб тот расплатился ему по какому-нибудь долгу. А знаешь, ведь он должен опять здесь пройти.
– Я вынесу на лестницу книги, будто обметать пыль с них, тотчас же сказала догадливая старшая дочь.
– Ступай, ступай, только прежде причешись хорошенько, отвечала заботливая мать, видимо-довольная понятливостью дочери.
Артур вошел в комнаты, которые украшались присутствием любимой девушки, с твердым намерением видеть все в розовом свете; но тем не менее первая из этих комнат, где не нашел он ценного, показалась ему бедна; действительно, вся мебель её состояла из кровати старика и ветхого стула. Следующую комнату, где проводила целый день вся семья, мы уж видели, но вечером, и должны, к-сожалению, сказать, что дневной свет, тускло-проходивший через полузамерзшие окна, не открывал в ней новых красот. Одно только можно было заметить в похвалу темной комнаты: в ней было теперь теплее, нежели вчера, потому что маленькая сестра Клары варила в печи картофель, на который с апетитом посматривал малютка-брат. Сам Штайгер сидел, по обыкновению, за столом у окна и писал. Услышав шаги, он приподнял голову и радостно пожал руку гостю.
